— Насколько мне известно, в этом загаженном гарнизоне так живут все.
Капитан остановился и огляделся. В дальнем конце учебного поля молодые солдаты с алебардами наперевес атаковали подвешенные на цепях бревна.
— Ты как, стрелять еще не разучился?
— Мастерство не пропьешь, господин капитан.
— Это смотря как пить. О чем разговор пойдет, догадываешься?
— Что вы, господин капитан, откуда? — Ханс дурашливо развел руками.
— Работенка есть для тебя.
— Какая работенка?
— Обычная — стрельнуть надо.
— Стрельнуть, конечно, можно, только из своей машинки я не буду.
— Это для меня не новость — знаю о таком капризе.
— Не каприз это, господин капитан.
— И об этом знаю. У тебя все тот же «единорог»?
— Так точно, восемь лет уже.
— Хорошая машинка, но «единорог» здесь достать трудно.
— Я знаю, господин капитан. Но можно стрельнуть из монцевского арбалета или из машинки с севера — там гномы хорошие делают.
— У гномов товар отменный, только эти коротышки цены заламывают. Ну ладно, что-нибудь придумаем, подыщу тебе машинку.
— Подыщете машинку — стрельну.
Капитан снова огляделся, пора было заканчивать разговор, и так его здесь много кто увидел.
— Почему не спрашиваешь в кого?
— А мне без разницы. — Ханс зевнул и почесал живот.
— Есть один человечек.
— Из благородных?
— Я бы не сказал. Он карсамат.
— Карсамат? — удивился стрелок. — Наверное, не простой карсамат?
— С простым я бы не связался.
— Сколько заплатите?
— Четыре золотых.
— Четыре золотых — деньги хорошие, но чтоб вернее попасть, нужно бы удвоить.
— Хорошо, получишь восемь, — легко согласился капитан и улыбнулся: он не собирался платить Хансу ни гроша.
— Когда надо будет все сделать?
— Я должен договориться о встрече, чтобы подвести его к тебе получше. Думаю, на неделе все и произойдет.
— Хорошо бы авансик, господин капитан.
— Вперед не плачу, разве что один рилли — как знак моей доброй воли.
Сунув монету Хансу в кулак, фон Крисп, не оборачиваясь, пошел прочь. Снова миновал торговый пятачок, вызвав у менял минутное замешательство, придерживая ножны, взобрался на стену и с нее — прямо в седло.
Сделав одно дело, фон Крисп не спешил ехать в Хаски. Помимо стрелка для Теллира нужно было подумать и о средстве против его страшного чудовища. Оно всегда находилось рядом с хозяином, оставаясь в лесу, лишь когда Теллир продавал в городе рабов и награбленный товар.
Стрелять карсамата-полукровку в городе было бы проще, однако он назначал встречи только в лесу — там., под прикрытием своего чудовища, Теллир чувствовал себя хозяином положения.
Чтобы избавиться от этой твари, следовало раздобыть какое-нибудь зелье или узнать заговор. Капитану еще не приходилось иметь дело с существами из иных миров.
Дорогу к нужному человеку он знал весьма приблизительно, нужно было попасть в Суконную слободу, где жили валяльщики шерсти, а уж там спросить более точный адрес.
Располагалась слобода в самом низком месте, где можно было докопаться до воды — она здесь была меловая, осаженная, однако мастера научились использовать и ее. То, что тут валяют шерсть, было ясно еще за полмили — ветер доносил такой запах, что конь фон Криспа начал недовольно всхрапывать.
Капитан въехал на кривую улочку. За глухими заборами нельзя было увидеть ни человечка, только вонючий пар поднимался над валяльнями, заставляя фон Криспа давать коню шпоры.
Едва заметив прохожего, фон Крисп пытался его нагнать, однако местные были пугливы и прятались прежде, чем офицер успевал с ними поговорить.
Конь снова фыркнул и замотал головой.
— Я и сам едва дышу, приятель, — посочувствовал ему капитан и, увидев очередного прохожего, погнал коня вскачь.
В этот раз прохожему было не отвертеться, он прижался к чужим воротам, дрожа от страха всем телом. Это оказался мальчишка лет двенадцати, босой и с красными, привыкшими к работе в воде руками.
— Ох и воняет тут у вас, парень!
— Мы и не замечаем. — Мальчишка стрелял глазами по сторонам, выжидая момент, чтобы удрать.
— Не бойся, я тебя не трону — мне только спросить нужно.
— Чего спросить? — Было видно, что мальчишка военному не верит.
— Скажи, где здесь живет старик Теодор?
— Это колдун который?!
— Да вроде так. Где он живет?
— Там, на отшибе, — махнул мальчишка рукой.
— Может, ты меня проводишь? Я дам тебе кадастр. — Капитан показал медную монету.
— Нет-нет, что вы, я к нему не пойду — у нас его все боятся!
И посчитав, что момент наступил, мальчишка пустился наутек.
Делать было нечего, капитан двинулся в том направлении, куда ему указали. И не ошибся: проехав по кривой улочке всю слободу насквозь, капитан выехал на пустырь и впереди, ярдах в пятидесяти, увидел полуразвалившуюся лачугу с кучей сухих ветвей вместо крыши.
Ее окружало кольцо из больших, размером с откормленную свинью, валунов. Они были плотно пригнаны друг к другу, а роль ворот играла палка, положенная на два крайних валуна.
Стекла в единственном окне не оказалось, вместо него был бычий пузырь, уже изрядно пожелтевший. Справа от входа торчали из земли три тотема с остатками подношений — полусгнивших фруктов, семян и скелета мелкого животного.
Остановившись, фон Крисп собрался с духом и крикнул:
— Есть здесь кто-нибудь?
На крик из наваленных на лачугу веток взлетела ворона. Каркая, она сделала над лачугой несколько кругов и снова спряталась в ветках.
Дверь со скрипом отворилась, и на пороге появился немолодой человек лет пятидесяти, с коротко остриженными седыми волосами. Один его глаз был сильно прищурен, оттого казалось, что старик крив. Его одежду составляла большая баранья шкура, прихваченная на поясе веревкой.
— Мне нужен Теодор! — сказал фон Крисп.
— Нет его.
— Мне сказали, что он живет здесь, у меня к нему дело.
— Нет у тебя к нему никакого дела.
— Я должен передать ему деньги.
— Какие еще деньги?
— Мне нужна помощь, и я готов платить.
Старик повернулся и зашел внутрь лачуги, оставив дверь открытой, потом выглянул и сказал:
— Лошадь оставь за кругом.
Спутав плетью передние ноги коня, фон Крисп перешагнул через валуны и, подойдя к лачуге, осторожно заглянул внутрь.
— Не бойся, не укушу. — Старик засмеялся хриплым лающим смехом.
Капитан вошел и огляделся. Здесь было довольно светло, солнечный свет проникал через набросанные вместо крыши сухие ветви. Пахло сушеными травами пучки которых в изобилии висели на всех стенах.
