34
Получив деньги, капитан фон Крисп не удержался от того, чтобы поменять седло. Старое, разбитое он выбросил, подобрав у шорника новое, с начищенными медными бляшками, и, довольный обновкой, всю дорогу до Рийна ехал улыбаясь, снисходительно поглядывая на возвращавшихся из города пеших крестьян.
Когда подъехал к дому, ему навстречу выбежал слуга.
— Ваше благородие, да вы никак лошадь новую купили?
— Ладно врать-то, дурак, не видишь разве — седло поменял!
— Новое. Играли сегодня?
— Да где же мне играть, дурак, я же по делу ездил.
Объясняться с людьми низкого происхождения фон Крисп не привык, однако слуга работал у него второй год и исправно выполнял все обязанности. Раньше у капитана с прислугой были проблемы — не проходило и двух недель, как он избивал в кровь очередного неумеху и искал нового, а с появлением этого, немолодого и опытного, стало проще.
— Денег в казначействе дали на переезд, оттого и обновил седло.
— Так мы переезжаем? А куда?
— В Хаски.
— Да ну, ваше благородие, не надо — климат там отвратительный, сухо очень и пыльно.
— Да у меня приказ, дурень ты эдакий, перебираться к горе Тонзур. Знаешь такую?
— Слыхал. — Слуга почесался. — Но будь моя воля — я бы не поехал.
— Тебя не спросили. Иди собирай вещи, и чтобы не как в прошлый раз!
— Ваше благородие, так в прошлый раз я ровно все уложил, а вы принялись ремень парадный искать и сами все помяли...
— Пошел вон! — разозлился фон Крисп.
Слуга побежал к воротам.
— Куда?! — снова крикнул капитан.
— Собираться, ваше благородие!
— Коня прими.
Капитан спешился и отдал повод слуге. В проломе стены, разделявшей соседние дворы, появилось милое личико Лейлы, дочки плотника, что жил по соседству. Как и все девушки селения, она была тайно влюблена в высокого статного офицера — такие мужчины появлялись здесь не чаще раза в сто лет.
Едва взглянув на девушку, капитан отвернулся, его огрубевшее сердце уже не радовали молодые прелестницы, отношения с женщинами не приносили той новизны, которую давала игра. Игра и война — вот что будоражило его кровь.
Фон Крисп вошел в комнату и опустился на продавленный диван. Мимо носился слуга, собирая разбросанные вещи и укладывая их в сундук.
— Ты вот что...
Слуга замер с мундиром на руках.
— Возьми телегу и лошадей и поезжай в Хаски без меня.
— Так ведь пограбят меня, ваше благородие!
— Не пограбят, пойдешь к старосте, возьмешь у него в компанию двоих бездельников покрепче, телегу и лошадь тоже возьмешь у него.
— Так ведь без денег ничего не дадут!
Капитан достал из поясного кошелька серебряную монету.
— Вот тебе рилли, этого хватит.
— А чего же я в Хаски буду делать, там же квартиру нужно нанимать — давайте уж и на квартиру денег.
— Ты сумеешь ли?
— Вот те раз, ваше благородие, последние две квартиры я выбирал — вот и эту светлую комнатку, — слуга обвел рукой вокруг.
— Видно, что ты выбирал, — мышей полно.
— Так мыши по всей деревне, куда же от них. Это как мухи.
— Ладно, — согласился капитан, давая слуге еще один рилли. — Тоже подбери домик на окраине, чтобы мне не ездить через все улицы — дураков веселить.
Фон Крисп не терпел чужого любопытства, особенно по отношению к собственной персоне.
— Будет сделано. А когда же вас ждать?
— К вечеру, а может, и под утро — как сложится.
Отвязав еще не расседланного коня, капитан фон Крисп вскочил в седло и поехал рысью обратно в город, сопровождаемый взглядами вздыхающих девиц.
Не доехав до городской заставы полмили, капитан взял правее, чтобы въехать в город с севера и миновать площадь — ему совсем не хотелось повстречаться с кем-нибудь из приятелей или неприятелей. Дорога с северной стороны оказалась разбитой и щедро удобренной навозом, этому было свое объяснение — по ней часто проезжали гарнизонные части, возвращаясь в свои казармы, именно туда и держал путь капитан фон Крисп.
Возле дешевой харчевни какой-то пьяница отсалютовал ему мятой шляпой. Уличная девка, покачивая бедрами, пересекла дорогу, надеясь на выгодное предложение, но, прочитав на лице офицера равнодушие, обиженно надула губы.
Подъехав к каменной ограде, капитан накинул поводья на вершину кривого деревца и перемахнул через забор, игнорируя главные ворота, — он по-прежнему избегал лишних глаз.
Впрочем, их здесь и так хватало. Пересекая учебное поле, фон Крисп спугнул солдат, менявшихся и торговавших на пятачке под императорским штандартом всем, что имело ценность в казармах. Те, кто поиздержался, продавали фланелевые поддевки, обмотки, шпоры и витые плети. Другие меняли амуницию, давая за старый мундир пару ношеных башмаков. Хорошим спросом в преддверии войны пользовались амулеты от стрелы и меча, а также от огня «сернаго и древеснаго».
Солдаты спрятали под полы свои богатства, но, как только офицер прошел, возобновили торг.
Капитана интересовала казарма арбалетчиков, серое трехэтажное здание под черепичной крышей. Местами черепица покололась, и крыша была залатана промазанными смолой тряпками.
У входа на каменной завалинке грелись несколько солдат, не по форме одетые: они меньше всего ожидали увидеть здесь офицера. Кто-то штопал обмундирование, кто-то ловил на белье блох, другие просто бездельничали, шаркая в пыли ногами.
Завидев капитана, солдаты испуганно вскочили, однако поняв, что перед ними пехотный, а не гвардейский офицер, немного успокоились. Те всегда норовили довести дело до розог или карцера, пехотные же относились к солдатам снисходительнее.
— Здорово, братцы!
— Здравия желаем, господин капитан, сэр, — ответил солдат в исподней рубахе, пришивавший к мундиру пуговицу.
— Кто знает Ханса?
— Все знаем, господин капитан. Он вам нужен?
— Да, нужен.
— Так мы его сейчас моментально позовем. Зиммель, дуй за Хансом!
Голый по пояс Зиммель в стоптанных башмаках умчался в казарму. Тем временем другой солдат вынес для офицера табурет. Капитан сел.
Не прошло и полминуты, как Зиммель выскочил обратно.
— Идет, господин капитан!
Появился Ханс с заспанной физиономией. Он на ходу застегивал ремень и приглаживал волосы.
— Здравия желаю, господин капитан.
Он знал фон Криспа.
— Давай отойдем.
И капитан направился в сторону учебного поля. Ханс поспешил за ним.
— Как твои дела, охотник?
— Дела хороши, господин капитан, деньги давно пропиты, новых не платят... Вот так и живем.
— Насколько мне известно, в этом загаженном гарнизоне так живут все.
