— Потому что ты все время думаешь о других. Это очень мило с твоей стороны, но иногда надо думать и о себе.
Джессика немного помолчала, а потом сказала:
— Иногда мне кажется, что я делают это просто, чтобы быть похожей на других.
— Конечно, все мы эгоисты, — медленно ответил Танкред. — Но ты много значишь для других! Ты совсем не нуль!
— Ты просто хочешь меня утешить. Я ничто.
— Ты преувеличиваешь. И оскорбляешь меня.
— Тебя?
— Ты была моей первой любовью, и, значит, у меня плохой вкус.
Против своей воли Джессика рассмеялась.
— О Господи, Танкред, не смеши меня, у меня болит все тело!
— Прошу прощения, я постараюсь быть как можно более скучным! — Он погладил ее по волосам и вновь улегся на спину.
— Ты совсем не скучный, Танкред, просто слишком серьезный! И совсем не похож на того мальчика, которого я знала.
На это он ничего не ответил.
— И молчу не только я, но и ты.
— Ты права. Я не вижу бревна в собственном глазу! Прошу прощения!
— Ты не хочешь говорить со мной? Я слышала того человека… за дверью…
Танкред молчал. Долго молчал.
— Если бы я мог кому-нибудь все рассказать! Но все это так ужасно!
— Да, я понимаю, ведь я совершенно тебе чужая!
— Неправда! Ты не должна говорить ничего подобного! Но ты больна, и я не могу…
— Танкред, я была очень рада, если бы ты доверился мне. И у меня бы только прибавилось от этого сил.
Он глубоко вздохнул.
— Даже если бы хотел, я все равно никому не имею права ничего говорить… Ведь речь идет не только обо мне…
— Может, речь идет о деньгах? — осторожно спросила Джессика. — В таком случае, я могу и хочу тебе помочь. Ведь у меня есть Аскинге.
— Нет, нет… что ты! Я не могу говорить об этом…
— Я не буду настаивать. Но знай, что я всегда с радостью помогу тебе.
— Спасибо. А сейчас тебе надо заснуть.
— Да. — Она улыбнулась. — Танкред, мне кажется, что мы всегда встречаемся в лежачем положении. — Она покраснела в темноте.
— Да, да, — засмеялся он в ответ. — Сначала я пару раз шлепнулся, когда бежал за тобой по лесу, а потом мы оба простудились и слегли в постель. Да, ты права… Но тем не менее…
Он осторожно наклонился к ней и поцеловал в лоб.
— Ну вот, теперь я тебя опозорил!
С этими словами он улегся обратно, не подозревая, что Джессика покраснела как маков цвет, а сердце ее было готово выпрыгнуть из груди.
Танкред разбудил ее еще до того, как пропел первый петух. Он был уже полностью одет.
— Если ты хорошо себя чувствуешь, мы можем отправляться дальше, — сказал он. — Я уже расплатился с хозяином, а мои родители с нетерпением ждут нас и наверняка очень волнуются.
— Да-да, конечно.
Но чувствовала Джессика себя ужасно. Ей с трудом удалось закутаться в плед и добрести до уборной но дворе, а потом доковылять до лошади Танкреда. Он успел подхватить девушку на руки, иначе она просто упала бы от слабости.
— О Господи, — воскликнул он, — ну как же тебе могла прийти в голову самой спускаться по лестнице! Ты могла бы попросить меня помочь тебе!
— Всему есть границы, — едва слышно ответила она.
Джессика почувствовала, как Танкред усаживает ее на лошадь.
— Как красиво вокруг! — сказал он.
— Туман… — прошептала она в ответ, напрягая зрение, — кругом один туман…
— Никакого ту… Господи, Джессика, не падай!
Через несколько часов они въезжали до двор их замка. Навстречу им тут же выбежал старый Вильгельмсен. Танкред передал ему Джессику.
— Осторожно! Она легче перышка, и ей больно от любого движения.
Он срыгнул с лошади и снова взял на руки девушку. Она вновь была без сознания. Он быстро взбежал по лестнице на крыльцо. В холле его ждали родители.
— Мама, у Джессики кровотечение, — побледнев, проговорил он.
— Боже, Танкред, она без сознания! Тебе ни в коем случае не нужно было везти ее сюда!
— Но она никому не была нужна там!
Он быстро прошел в комнату Габриэллы, которую Сесилия приказала приготовить для девушки.
— Почему вы задержались?
— Мы ночевали в таверне. Джессика была совсем плоха.
— Танкред! Как ты мог привезти девочку в такой вертеп!
— Я был вынужден сделать это. Она бы не продержалась до дома. Но я все время был рядом с ней.
— В одной комнате?
— А как еще я бы смог быть с ней рядом? Мама, даже строгие члены вашего церковного общества не смогли бы предъявить мне никаких обвинений. Или ты думаешь, что я монстр?
— Нет, что ты. Кроме того, я не член церковного общества. Положи ее на кровать. И выйди из комнаты.
У двери Танкред на мгновение остановился. В его очерствевшем сердце внезапно проснулась нежность…
Джессика проснулась тем же утром с чувством удивительной легкости. Сначала она никак не могла найти причину своего нового состояния, но затем поняла, что у нее не болит голова. Почти не болит. Впервые за многие недели она могла поворачивать голову, и при этом в ее мозг не впивались тысячи огненных иголочек. И глаза тоже не ломило!
Красивая комната, в которой она проснулась, была ей совершенно незнакома. Спальня очень подходила для молодой девушки, и Джессика решила, что это была комната Габриэллы, сестры Танкреда.
Танкред! Воспоминания об их поездке сюда заставили Джессику покраснеть. Неужели он заметил все ее раны? И ужасное кровотечение? О Господи, смилостивись надо мной!
Она осторожно попыталась пошевелиться. Боль тут же пронзила ее, но была все-таки не такой ужасной, как всегда. И живот тоже болел не так сильно.
В дверь постучали, и на пороге комнаты показалась Сесилия с завтраком на подносе. Никогда еще Джессике не предлагали столь плотный завтрак. Ломти хлеба с толстым слоем масла и громадными кусками сыра, молоко, яблоки и здоровенные, размером с тарелку, куски ветчины.
— Как ты себя чувствуешь, девочка? Как тебе спалось?
— Все просто замечательно! Большое спасибо!
— Отлично, теперь тебе надо восстановить силы. Ты можешь сесть?
— Не знаю…
— Понимаю, тогда лежи, а помогу тебе есть.
— Я хотела… Может, у вас есть что-нибудь другое попить, кроме молока? Мне всегда становилось хуже после вечернего молока! А вчера я не пила его, и мне сразу стало лучше…
— Да, — тут же отозвалась Сесилия, — я действительно и раньше слышала о детях, которые совершенно не выносили молоко. Но ты раньше пила его?
— Да, так что, может быть, это просто глупости…
— Нет, нет, конечно, тебе не надо пить молоко. Я скажу, чтобы тебе принесли пиво. Танкред так мило себя вел, — продолжала Сесилия, начав кормить Джессику, — он так волновался из-за тебя. И он так переживал, что не мог попросить у тебя прощения. Может быть, я была не права, когда не хотела давать ему твой адрес. Оказывается, он везде тебя искал. Но я боялась, что он проговорится, и тогда твое местонахождение могло бы стать известно Хольценштерну. Думаю, что теперь ты можешь его простить. Ведь он спас тебя.
