Стража замка помогала с уборкой. Дворы и балконы уже были полностью очищены от камней и черепицы. Каменщики и облицовщики вовсю чинили или заменяли пострадавшие части.
За стенами замка к делу подключился целый батальон солдат. Упряжки с мулами убирали поваленные деревья. Бревна, нарубленные до подходящего размера и высушенные, отправлялись на замковую кухню в качестве топлива, где их должно было хватить на многие месяцы.
Когда мы вышли из южной башни, трубы пропели радостные фанфары. Мы с Коннером быстро переглянулись. Делла Дайр уже прибыла?
Бок о бок мы выбежали на балкон, выходивший на главный двор. Там пара каменщиков меняла плиты. Я их прогнал.
От удивления мы с Коннером дружно втянули воздух.
Это существо (я молился, чтобы оно не оказалось Деллой Дайр!) было облачено в мерцающее белое платье, скрывавшее — к счастью — большую часть его тела. Но, судя по странным выпуклостям под тканью, можно было ожидать худшего.
Щупальца.
— Ах, — выдохнул Коннер. — Она так выросла!
Ужасные, болезненные ощущения у меня под ложечкой усилились. Он ее узнал!
Снова пропели трубы. Затем на балкон влетел паж.
— Король Оберон! — тяжело выдохнул он. — Леди Фреда… говорит, ваша невеста — со своей свитой — прибыли!
— Только не говори, что это она! — я резко кивнул в сторону существа, чья голова формой напоминала репку, хотя уже осознал свою судьбу.
— Ага, — гордо ответил Коннер. — Это твоя невеста!
Вот вам и обещанная Фредой красота и изящество. Вот как они все в женщинах разбираются. Коннер не дразнил меня и не смеялся над моим положением. Судя по всему, ему внешность Деллы искренне нравилась.
— Прекрасная! — называл он ее. — Прекрасная!
После первых нескольких секунд я почти перестал его слышать. Мир сузился только до Деллы и меня. Это напоминало момент из песен бардов, когда влюбленные впервые встречаются взглядами посреди толпы. Точно так же мы рассматривали друг друга через двор, замерев на миг. Мое дыхание застряло в горле, сердце в груди тяжело подпрыгивало. Меня неожиданно охватила дрожь, все тело покрылось потом. Я ощущал жар и холод, головокружение и растерянность.
Неужели это была любовь?
Нет! Определенно, положительно, решительно нет! Тысячу раз НЕТ!
Это был ужас.
Тот плотный беспомощный ужас, который человек испытывает, когда его лошадь падает со скалы, прежде чем пролететь с криком тысячу футов до неизбежной смерти там, внизу на камнях.
Ужас, который чувствует мужчина, глянув во время боя на мечах вниз и увидев двенадцать дюймов стали, исчезающие в его груди.
Ужас, от которого не спастись. Никак. Когда вся надежда потеряна, и вы смотрите на пожизненную изысканную пытку от мастера боли — именно такой крайний ужас я ощутил.
— Прекрасная! — выдохнул Корнер.
— Можешь заткнуться? — произнес я, испортив момент. Я снова мог дышать, снова мог говорить.
— Да ты счастливчик!
— Я на ней не женюсь, — решительно ответил я.
Он посмотрел на меня, пораженный.
— Что! Ты с ума сошел?
— Посмотри на нее!
— Да… Прекрасная!
— Прекрати это повторять! Она — самое жуткое создание, что я видел!
Он казался искренне удивленным.
— Что ты!
Во дворе появилась Фреда. Когда Делла вперевалку выбралась из экипажа, эти двое обнялись. Вместе, в сопровождении слуг и невообразимого количества сундуков и свертков, они вошли в замок.
У меня заболело в груди. Мне хотелось убежать как можно дальше.
— А теперь начинается самое интересное, — просто сказал Коннер.
— Убей меня, — произнес я. — Вонзи мне нож в сердце!
— Она тебе не нравится? — спросил он. — Знаю, у тебя иногда странное чувство юмора, Оберон, но…
Неужели я был единственным, кто видел ее такой? Жутким, грузным, омерзительным существом?
— Нет! — ответил я. — Она ужасна!
Он недоверчиво покачал головой.
— Ну… еще ничего не решено. Фреде с папой еще надо обговорить приданное и брачный договор. Иногда это занимает недели.
— Я получу приданное? — спросил я.
— Конечно, — он пожал плечами. — Титулы, земельные участки и прочие ценности… Все это надо обсудить в мельчайших подробностях.
— Может, даже… — слова застряли у меня в горле; смел ли я вообще на это надеяться? — Барын-киллер?
Коннер рассмеялся.
— Свой меч он тебе не отдаст. Уж точно не за женитьбу на третьей дочери.
— Ах.
Моя милая репоголовая невеста исчезла в замке со своей хихикающей свитой, еще более жуткой, чем она сама.
Делла хотя бы не пошла в мать.
И все же, меня это не особо утешило.
Переговоры тянулись все утро. Я ходил по залам подобно нетерпеливому отцу, ожидающему рождение первенца. Вот только вместо радости я ощущал тяжесть рока. Больше всего мне хотелось, чтобы этот брак не состоялся. Но я не знал, как это провернуть, никого не обидев, начиная с Фреды и отца и заканчивая лордом и леди Дайр.
В ловушке. Вот как я себя чувствовал. Полностью и безоговорочно в ловушке.
Я ушел в библиотеку, опустился там в кресло и стал топить свои горести в выпивке. Кроме убийства всех, кто на глаза попадется, начиная с Дайров, ряд стаканов с виски казался лучшим решением.
В обед ко мне зашел Коннер. Окинув взглядом открывшуюся картину, он требовательно спросил:
— Что случилось?
— Ничего, — ответил я, ворочая неожиданно тяжелым языком. Я приветственно поднял бутылку. — Жизнь прекрасна. Я скоро женюсь на большой грузной репке женского пола. Да здравствует Делла Дайр. Урааа.
— Оберон… — он тяжело вздохнул.
— Я видеть ее не могу, Коннер!
Он заморгал.
— Но — она великолепна!
— Ее голова на репку похожа!
— И?
— Я не такую жену себе хочу!
— Тогда чего ты хочешь? — он подошел и сел рядом. — В ее семье все умеют изменять форму. Уверен, она найдет более приятную твоему глазу внешность, если это все, что тебе надо. Может, попросишь ее?
Я пожал плечами.
— Это уже не она будет. Теперь я знаю, как она выглядит!
— Ты ведешь себя, как безумец. Подумай, что ее семья может нам предложить… более прочная позиция в Суде. Дружеский голос под ухом Свейвилла, когда нам это потребуется. Возможно, даже… примирение Амбера и Хаоса!
Я покачал головой.
— Забудь о Хаосе — мы никогда не сможем вернуться.
— Но… это все равно дом.
От боли в его голосе у меня скрутило живот. Я знал, о чем он говорит. Такие же чувства у меня вызывал Илериум, где я провел детство, ныне бесконечно далекое.
— Хаос больше никогда не станет нашим домом, — произнес я. — Не после того, что Свейвиллл сотворил с нашей семьей!
