― Что ты задумал, Гарри? ― спросила Гермиона, широко раскрыв глаза. ― В любом случае, это плохо кончится. Понимаешь? Если ты и я сейчас просто уйдем, мы разберемся. Что ты там… слышал… или думаешь… про меня… Гарри, мы можем просто…
― Я никуда не пойду! До тех пор, пока этот ублюдок не извинится перед тобой!
Гермиона застыла.
«И давайте еще упростим это для нее».
― За что, Поттер?
― За все. За то, что ты желал ей смерти. За то, что ты сам еще дышишь, Малфой.
Драко почти видел, как ее затопило понимание.
Гермиона прокрутила это в голове. Еще раз. — «За все. За то, что ты желал ей смерти». — «И?
И?
За прикосновения? За языки? За губы… зубы … руки?.. Ты что, забыл, или ты не знаешь»?..
И это значит…
Это значит, что…
Гарри слышал только последние несколько слов? Те, где Драко хотел, чтобы она сдохла? Это поэтому он стоит тут перед ней и почти дымится от ярости? Не может быть. Совершенно невероятно. Она вряд ли вообще когда-нибудь видела его таким, с тем жутким видом, с каким он ворвался в комнату. Нет. Случилось что-то еще. Она знала. И то, что это было не то, что они тут с Малфоем орали друг другу, едва ли принесло облегчение. Потому что было что-то еще. Определенно было что-то еще.
Гермиона в полной растерянности посмотрела на Гарри.
Он повторил. ― Извинись перед ней. ― Его дыхание начинало успокаиваться. Но она видела, что все в нем как будто кричало. Мысли, опасения, недосказанности. — «Так на чем мы остановились»? — Ее мозг опять заработал, пусть еще не вполне оправившись от потрясения.
«Ты вбежал, надрываясь от безмолвного крика. Почему»? — Она не хотела спрашивать — что, если она уже знала ответ? Дерьмо. Чертова неразбериха. Хаос. Эмоции. Она не могла с этим справиться. С Гарри, с Драко, с их сказанными, и несказанными, и прошептанными словами. Полное чертово изнеможение.
Предполагается, что она может сообразить, как остановить это? Что-то не похоже.
― Слышал, как я сказал пару гадостей, а, Поттер? ― Нахмурился Драко. Его голос достиг тех же глубин. Что и голос Гарри. Опасный оттенок. ― Не мог удержаться, чтобы не вломиться в дверь, как самый сраный герой всех времен и народов на лихом коне? ― Его верхняя губа ехидно выгнулась. ― А что, если ты не ее тип? ― «Потому что так оно и есть». ― Это никогда не приходило тебе в голову?
― Я предупреждал тебя, Малфой.
И Гарри вытащил палочку.
(И мысли Драко понеслись с бешеной скоростью.)
Гермиона ахнула. Нет. Никаких палочек. Никакой драки. ― Гарри, убери палочку, ― яростно, толкая его под руку. ― Это так не делается. Если это все, что тебя разозлило — то, что он мне сказал, то это ничего не значит, Окей? Мне на это совершенно наплевать, понимаешь? ― Ложь. Горько-соленая тухлая ложь, — «но, пожалуйста… опусти ее. Опусти ее, пока мир не раскололся пополам, и с тобой что-нибудь не случилось, Гарри». ― Понимаешь, его слова для меня ничего не значат. Я их почти не слышу, Гарри. Я даже не слушаю.
― Это не только слова, ― прорычал он; рука напряжена, палочка нацелена.
― Тогда что? Будь так любезен рассказать мне, в чем дело, Гарри! ― Она вцепилась в его руку с палочкой. ― И будь любезен отпустить ее! Это не метод! Это никогда не работает, слышишь? Неужели магия ничему тебя не научила? Все эти годы, только одно — мертвые и покалеченные, Гарри. Просто не делай этого. Я обещаю, что бы это ни было, мы разберемся. Мы поговорим об этом. Пожалуйста.
Драко сжал зубы. ― Отдай ей, Поттер, ― прошипел он, прищуриваясь. ― Если ты действительно так меня ненавидишь, если ты на самом деле хочешь, чтобы я держался от нее подальше, заставь меня. Заставь меня. Иди сюда и покажи, что ты можешь. Покажи мне — без палочки.
Прямое приглашение.
Что-то очень холодное, казалось, взорвалось у нее в груди.
«Что он делает? Какого черта он делает»?
― Положи палочку и докажи это, ― вот такое приглашение. ― Потому что при помощи магии, все происходит слишком быстро, Поттер. Только словами — все происходит слишком быстро. Ты не услышишь, как хрустят кости. Ты не почувствуешь, как рвется кожа…
― Нет! ― закричала Гермиона. ― Перестань! Прекрати, Малфой! Ты не можешь! Я тебе не позволю! ― Ее накрыла медленная волна панического ужаса. Страшного предчувствия.
«…Но ей никогда не понять».
Думал Драко.
― Малфой, пожалуйста, нет, не провоцируй его…
…Даже этот голос не… — «Ни малейшего шанса понять, Грейнджер».
Потому что он, наконец, нашел способ. Вот тут, прямо перед носом. Способ не думать.
Его шанс. На наказание. На побои. Избиение в битве. Кулаки и локти и колени и… Шанс на поэтическую кровь. Боль. Пи**ец. Шанс на прощение. Прозрачно мимолетный поэтический момент свободы и равенства. Он нуждался в этом днями. Неделями. С тех пор, как… с нее. С грязной крови. Когда она коснулась его рта и потекла, завертелась, запрыгала по языку и лишила его разума. Боль. За то, как он спрятал лицо в изгибе ее шеи и шептал про себя отравленные слова о красоте и необходимости и блин-жестком-сексе, и губах на коже, на венах, полных крови… той крови… и нет облегчения. Ни внутри нее, ни рядом… и нет боли… нет наказания. Жестоких ударов по телу. И это мучение, потому что в голове все звенит и звенит и звенит — то, что он заслужил, но не получил… потому что его больше нет рядом, чтобы… его тут нет… он мертв.
Боль для Драко. Его наказание. Глядящее ему в лицо.
Потому что он умолял кого-нибудь сделать это с ним с тех самых пор, как почувствовал ее грязное сердце у своей груди.
А отец мертв.
Но есть Поттер.
Некто, кого он ненавидел почти так же сильно. И некто, кто ненавидел его в ответ. В точности, как ненавидел его отец. — «Потому что так и было, правда, папа? Ты ненавидел меня до самых чертовых потрохов».
«Вот почему тебе никогда этого не понять, Грейнджер. Убить двух зайцев. Он будет героем, а я получу свое кровопускание. Это будет кровь для моего отца. Все — для него. Окончательное извинение. То, которое я не смогу про**ать из за того, что твои губы так чертовски близко, Грейнджер. Извинение за все, что я сделал, и все, что я хочу сделать».
«Это приглашение, Поттер. И это смешно, потому что ты можешь подумать, что я сошел с ума, но это не так.
Я полностью, совершенно, бесспорно разумен. Более разумен, чем когда-либо за последние несколько недель».
Потому что Драко еще никогда в своей жизни так не нуждался в боли.
«Ну, давай. Я знаю, ты хочешь этого».
― Брось палочку. Ты ведь и сам справишься, правда, Поттер? Звезда Хогвартса, сияющая драгоценность и прочее дерьмо. Их самое большое, толстое, смертельное оружие. Поздравляю, Поттер. Спорим, если бы они могли, они бы вставили тебя в рамочку и засунули в ящик. И вытаскивали по мере надобности. Когда надо подраться. Ну, давай. За своего ублюдка отца и шлюху мать, Поттер…
