Земля под ногами вздрагивает.
— Что это? — удивленно спрашивает Сати. На этот раз не надо притворяться и изображать из себя дурочку — Вестник ни о чем таком не говорил.
— Магия, — усмехается Леонтино. — Причем какая-то странная, не людская. Острова точно необитаемы?
Сати мнется, на помощь неожиданно приходит Миллимет.
— В некоторых хрониках говорится, будто после окончательно разгрома орки бежали на Север. Вроде бы на Землю Ночи, но не исключено, что и здесь у них есть крепость.
— Что ж вы не выяснили это? — спрашивает Джованни. — Они же злейшие враги людей, особенно ствангарцев?
— Туда не легко добраться: острова окружают многолетние льды, которые растаяли лишь однажды за все века. Но матросы не заметили на островах ничего живого — скалы и скалы… Я сам занимался этим вопросом.
— Они высаживались?
— Нет. Это и не дает покоя. Впрочем, посуди сам, стал бы владеющий магией народ сидеть тут тысячу лет? Ни разу не попытался бы отомстить?
— Может, собирались с силами, — отвечает Леонтино. — И собрались. Похоже, это где-то близко, пойдем, посмотрим.
— Сати, ты сможешь подавить магию? — спрашивает Джованни. Возможно, потоки магии на островах что-то защищает от распада, а может, неведомые маги научились защищать свою Силу? В любом случае, они собрали столько Силы, что при умелом использовании справились бы со всеми тремя главами Храмов. По крайней мере, Леонтино отчего-то не охота связываться с ними в магическом бою.
— Конечно. Но не время. Они еще не собрали всю Силу, какую могут. Нам она тоже пригодится…
Узенькая тропка между скалами, которые, кажется, лишь чудом сохраняют неподвижность. Порой края огромных глыб смыкаются над головой, кажется, стоит им чуть сдвинуться — и от путников не останется мокрого места. Но именно там ведет стежка чьих-то следов. Прошли неведомые островитяне — пройдут и люди.
Скальная теснина заканчивается внезапно, будто по волшебству. Перед глазами, как на ладони, оказывается узенькая, но длинная долина, до отказа заполненная людьми. Людьми? Если бывают люди зеленокожие, клыкастые, с выглядывающими из-под меховых шапок антрацитово-черными волосами. У многих в руках копья, но в центре долины творят ритуал несколько старцев с непокрытыми головами. Они увешаны всевозможными амулетами, как исминианка-танцовщица украшенииями, в свете костров и факелов взблескивают изогнутые, покрытые рунами жертвенные ножи.
— Орки, точно они, — почему-то шепчет Миллимет. — Много-то их как… Но что они делают?
— Колдуют, — ответствует Леонтино таким тоном, будто это все объясняет. — Не видите разве? Но что они делают и зачем…
Рядом с колдунами, отделенные от остальной толпы шеренгой зеленокожих воинов с копьями, прямо на снегу сидят ребятишки. Некоторые всхлипывают, большинство просто молчат: плаксы на суровых островах не выживают. Молчит и толпа, замерла, будто обращенная в камень.
Орк-шаман говорит медленно, напевно, будто рассказывает былину. Язык ни главы Храмов, ни, тем паче, Сати, не понимают. Наконец Леонтино решается пустить в ход заклятие-переводчик, и слышит:
— Да смилостивятся боги предков над нами, да помогут пройти в открывшиеся Врата, и да будет угодна им самая драгоценная жертва — та, что носит под сердцем продолжение своего рода.
Теперь ясно, что в толпе, окруженной стражниками — не только дети. Жрецы выволакивают за руку женщину-орку. Конечно, в шубе определить пол было бы непросто, но огромный живот выдает в ней женщину, притом еще и беременную.
— А говорили, некромантией лишь жрецы Лиангхара балуются, — с неподдельным изумлением произносит Леонтино.
— Захочешь жить — и беременных резать будешь, — с циничной усмешкой ответствует Джованни.
— Но их жизни ничего не угрожает! — возмущается Миллимет. — Да и заклятие нужно, чтобы сбежать отсюда всем народом. Только что понял, что они затевают.
— Верно. Ну, а ты что-нибудь пожалел бы, чтобы отсюда вырваться?
Ствангарец окидывает взглядом царящее вокруг запустение… и понимающе кивает:
— Твоя правда. Особенно если хотят не сами сбежать, а спасти народ.
Жрецы раздевают обреченную (и вправду женщина-орчанка). Ее привязывают к небольшому алтарю. Миллимет и Леонтино, тем более Джованни не считают себя людьми сентиментальными, но и они торопливо отворачиваются, когда в склонах долины заметалось эхо жалкого и жуткого крика. Толпа замирает, не шевелясь. Леонтино мимолетно изумляется, почему они не освободят женщин и детишек из рук жрецов-изуверов. Потом понимает: все это добровольцы. Те, кто согласились спасти свой народ ценой жуткой смерти под жертвенным ножом. И беременная, как бы ни страшилась смерти своей и нерожденного ребенка, пошла на это, спасая сам медленно угасающий народ орков, сотни таких же матерей, нынешних и будущих. Нынешних и будущих детей…
«Я бы на такое не согласился» — думают жрецы с невольным уважением.
Когда крики истязаемой затихают, на жрецов обрушивается лавина черной, страшной Силы. Она истаивает в лишенном магии пространстве, как струя дыма на ветру, но сейчас «дыма» столько, что окружающая пустота не успевает его поглотить. И оставшегося, соображает Леонтино, хватит, чтобы рушить горы, или…
Вот именно, или пробить еще одни Врата, а потом утащить туда весь народ. Куда поведут эти Врата? Например, в мир, где властвуют орки (если на Мирфэйне господствуют люди, почему бы не быть, к примеру, «орочьему» или «эльфийскому» миру?). Пока лучшие маги Мирфэйна едва сдерживают то, что лезет из одних Врат, вторые могут извергнуть что похуже…
— Сати, давай! — командует Леонтино.
Пуладжийка не шевелится, выжидая подходящий момент. Она почти позволяет оркам завершить заклятие и приводит амулет в действие, когда они готовятся пустить в ход всю накопленную Силу. Талисман светится сквозь ладони пуладжийки тревожно-алым светом. Несомненно, не заслони его Сати руками, все четверо бы ослепли. Напор чужой магии резко слабеет: она рассеивается лишенным магии пространством, но еще больше поглощается Сатиным амулетом. Амулет быстро нагревается, девушка закусывает губу, сдерживая крик — светящийся амулет каленым железом жжет ладони.
Внизу, начинается смятение. Заклятье рушится, и все — жрецы, толпа, несостоявшиеся жертвы, стражники — мечутся, выискивая причину катастрофы, долина наполняется криками и топотом. Ищут виновника срыва, не подозревая, разумеется, что на островах, второй раз за последнее пол-тысячелетия, появились гости.
— Ух, жжется, — наконец, произносит Сати, пряча раскаленный амулет в кожаный мешочек, и остужая руки снегом. — Ну и силища была, он чуть не взорвался… Вот что значит, человеческие… тьфу, орочьи жертвоприношения. Зато теперь они в вашей власти, господа.
