Эти сказки Адрус любил. Он заслушивался героическими подвигами эпических воинов и представлял себя на их месте. Конечно, он всегда побеждал, всегда враг был повержен, и все так красиво, так просто — взял свой драгоценный меч, у которого обязательно есть имя, махнул им, покатилась голова недруга, как и не бывало ее на плечах!
Действительность оказалась гораздо хуже, а враги гораздо сильнее, чем в сказаниях.
Через несколько минут Адрус уже спал. Некрепко, так, как спят сторожевые псы, готовые вскинуться в любую минуту и встретить врага оскаленной пастью, как спят солдаты в походе, не снимая брони и меча, не разуваясь, готовые убивать и умирать.
Покоя не было. И скорее всего, для Адруса, Щенка, Звереныша, его не будет никогда.
Утренняя побудка вскинула с постели, и как всегда, Щенок был в числе первых, тех, кто одевался за считанные секунды — кстати сказать, это тоже было свойством Щенка, а не Адруса. В своей прошлой жизни мальчишка одевался медленно, вечно копался в одежде, зевал и потягивался, за что не раз был руган отцом, собиравшимся почти мгновенно.
Короткое умывание, сортир, журчащий проточной водой, и все уже на улице, выстроенные по росту. Щенок не был высоким, не был низким — обычный мальчишка среднего сложения, так что его место было в середине, в третьем ряду. Подальше от глаз командиров, что Адруса вполне устраивало.
Перед строем стояли Звеньевые, и сам командир Третьей стаи — худощавый, широкоплечий, щеголеватый — как и все Псы. Чем‑то он напоминал Вожака — такой же жесткий, как выточенный из железного дерева, с такими же поседевшими волосами, взятыми в воинский хвост, вот только седин поменьше, да шрам на скуле, спускавшийся на шею, и уходивший под воротник.
Глядя на этот шрам можно было представить, какой силы был удар, и какое чудо уберегло хозяина шеи от неминучей смерти. Определить, какого возраста этот человек было практически невозможно — от тридцати и до пятидесяти. А может и старше. Гладкое, безвозрастное лицо, серые, остро взглядывающие глаза, крупные кисти рук, перевитые синими венами, похожими на змей.
При взгляде на руки можно было с уверенностью сказать — попасться в такие объятья равносильно смерти. Эти руки не для ласки, не для кисти художника, не для того, чтобы лепить скульптуру, их предназначение — разрушать, рвать, душить…убивать.
Третий осмотрел нестройные ряды новобранцев, одетых в куцую, не обмятую, не подогнанную форму не первой молодости, почему‑то посмотрел на небо, будто призывая в свидетели Создателя, и негромко, но так, что было слышно и в задних рядах, сказал:
— Сегодня вы пройдете Изменение. Основное, главное. Потом вы будете в течение месяца закреплять полученное, пока мы не убедимся, что все прошло нормально. Сегодня вы обретете силу, ловкость, скорость и выносливость — такие, каких нет у обычного человека. Вы станете Щенками, а потом, через годы — Псами. Вы будете охранять императора и его семью. Беречь их покой и саму жизнь. Чтобы делать это как можно лучше — ваши тела подвергнут Изменению. Сейчас вы можете спросить, если что‑то неясно. Дозволяю.
— А это опасно? — голос из первого ряда.
Щенок его узнал. Тот самый "красавчик" без щеки. Впрочем — не так уж и без щеки, изуродован, да, но все зарубцевалось, ничего страшного. На свету видно — рана была страшной — рваные края, впадина.
Жалел ли его Щенок? Нет, совсем нет. Тот сам напрашивался, и шел, чтобы глумиться. Получил по заслугам. Какое Адрусу дело, что с ним сталось? Жаль, что не сдох — меньше было бы проблем.
— На будущее — когда задаете вопросы, нужно выйти вперед, отсалютовать, представиться, и только тогда говорить! — жестко бросил Третий — На первый раз прощаю. Но все слышали. Следующий раз, если допустишь подобное, получишь три плети. Итак, отвечаю — да, опасно. Часть из вас погибнет, или сойдет с ума!
— Ни хрена себе! — буркнул кто‑то рядом с Адрусом, тот покосился, и узнал знакомую веснушчатую физиономию Саргуса — Интересно, а что будет с теми, кто спятил?
Парень вдруг метнул взгляд на Адруса, и слегка поджал губы. Щенок понял — подумал про него. Мол, Адрус тоже сумасшедший…
— А что будет с теми, кто сойдет с ума? Их вылечат? — спросил кто‑то из строя.
Третий кивнул Звеньевым, те бросились вперед, выхватили из второго ряда худого, дилнного парня, испуганно оглядывающегося по сторонам и в воздухе мелькнула плеть — раз, два, три! Парень взвизгнул, его повело, закорючило от боли, и по щекам потекли слезы.
— Что будет с теми, кто сошел с ума? Узнаете! — многообещающе — зловеще кивнул Третий, скомандовал — Звеньевые, в лекарскую!
Процедура напоминала ту, что была в первый раз — разделили на десятки, снова горькая жидкость, снова заклинание, только теперь Щенок уснул, напрочь вырубленный одурманивающим снадобьем. Проснувшись, не ощутил ничего особенного — ни бодрости, ни усталости — совсем ничего. Как будто над его телом никто и не колдовал.
Новичкам приказали подняться, как и предыдущей десятке, затем повели в сторону темницы. Щенок уже знал это место, и когда его ноги снова протопали по каменному полу тюрьмы, ничуть не удивился и ничего не рассматривал, в отличие от соратников, испуганно, вытаращив глаза разглядывающих мрачное заведение.
Как и ранее, Звеньевые молчали, не говорили ни слова, не отвечали ни на какие вопросы. Только командовали, подгоняли, а самых нерадивых, отстающих, угощали плеткой. Когда десятку загоняли в камеру, вслед бросили:
— Ночь ночуете здесь. Утром за вами придут.
— Почему? За что?! Почему в тюрьму?! — попытались выяснить новички, ответом был лишь грохот двери, захлопнувшейся, будто крышка гроба.
Тесная камера, в которой едва могли усесться и улечься десять человек — часть на топчан, часть на пол — ничем не отличалась от той, в которой сидел Щенок после нападения на дежурных. Пока остальные обсуждали происшедшее, он четко понял, что нужно делать, и тут же забрался на топчан, ближе к стене, чтобы осталось место присесть для остальных парней. Забравшись, заложил руки за голову и закрыл глаза — его слегка мутило, видимо та гадость, которую они все выпили, была не очень хороша для здоровья.
— Во! Улегся! Глянь! — фыркнул один из соратников, смуглый зануссианин, затесавшийся в эту десятку — А я где лягу?!
Щенок открыл глаза, внимательно посмотрел на парня и раздельно, четко произнося слова, пояснил:
— У порога ляжешь. Или стоя спи, как лошадь. И вообще — не ори, а то сейчас башку сверну! Уяснил?
— Уяснил — мрачно кивнул парень, и тихо буркнул, так тихо, что услышал его наверное только Щенок, с его обострившимся слухом — Ничего, придурок, придет твое время…
