Круто развернувшись, он ушел, и Гарри остался один в коридоре. Часы пробили полночь…
«Кто сеет зло, пожинает зло».
Дрейко заснул на диване в гостиной Гриффиндора. Гарри спать не хотелось, и он, будучи убежденным в том, что он должен составить Малфою–младшему компанию, не пошел в спальню. Камин еще долго горел, Гарри смотрел на желтые язычки пламени и думал о многом. В особенности долго он размышлял о своей собственной смерти, которую он уже вроде бы научился принимать. Он не мог понять, чего он, собственно, так сильно боялся, когда был в плену. Было ли это просто отвращение перед всем тем злом, которое он там видел, или же нечто другое? Страх и отвращения — понятия разные, и иногда они довольно похожи, но он ведь должен был определиться и, наконец, разобраться в собственных чувствах. После такого нервного потрясения он не удивлялся тому, что ему практически не снились сны, и тому, что его не посещали видения. Во время этих бессонных ночей (засыпал он только под утро) он многое основательно продумал, но выхода так и не нашел. Что‑то перевернулось в нем, и он не мог понять, в какую сторону. Смерть Нарциссы Малфой вывела его из того ничтожного душевного равновесия, которого он так долго ждал. При этой мысли он закрыл глаза, и ему вновь представилось ее светлое, умиротворенное лицо, вспомнились ее последние слова о ее сыне, и он понимал, что начал воспринимать мир как‑то по–другому. Сколько у него было таких поворотных моментов в жизни? Не счесть. Даже если бы он и проспал все эти ночи, это понимание не ушло бы, это он знал точно. Жизнь и смерть — вещи, несомненно, необыкновенные, две главные тайны Бытия. Почему же они открываются человеку только тогда, когда он их созерцает наглядно? Гарри перевел взгляд на Дрейко, который спал неспокойно и бессознательно впивался пальцами в подушку. Гарри знал, что это такое, когда теряешь близкого родственника, он сам тогда спал очень плохо и не хотел в это верить. Но его друзья поддержали его тогда, и, хотя их поддержка не могла смягчить горечь потери, она всегда помогала ему жить дальше, радоваться жизни, создавать что‑то новое. А кто мог теперь помочь этому мальчику преодолеть боль? Гарри был неуверен в том, сможет ли он это сделать, но был совершенно уверен, что его благие намерения правильно поняты и приняты не будут. Осознание этого давалось ему с трудом, но он уже знал, что чудес на свете не бывает, а следовательно… как тогда быть с теми вещами, которые он сам наблюдал в последнее время? Возможно, они требовали от него какого‑то особенного внутреннего состояния? Он усмехнулся: еще немного, и он станет религиозным… было ли что‑то религиозное в том, что он тогда пережил? Несомненно. Но как‑то мимо все прошло, а он должен был что‑то решать для себя, и решение было вроде очень близко, но казалось таким сомнительным и невероятным. Одно он мог утверждать однозначно: он сделает все, чтобы никто больше не потерялся и чтобы он сам не потерял больше никого в этой новой войне. Он ведь не отбросил в сторону личную ответственность, которая есть у каждого человека, после победы над Волдемортом и его приспешниками. И если этот волшебник снова воскреснет, он должен…
Шрам вспыхнул, и Гарри инстинктивно дернулся за волшебной палочкой. В этот же миг раздался тихий стон, и Дрейко вскочил.
— Что такое? — быстро спросил Гарри.
— Не знаю, — автоматически ответил Дрейко, но взялся за левое предплечье. — Просто показалось, — он пугливо оглянулся, затем уставился на Гарри: — Ты почему не спишь, Поттер?
— Не хочу. Сижу тут просто…
— И меня охраняешь? Если хочешь знать, мне это совсем не нужно! — Дрейко посмотрел в окно. — Сколько времени?
— Половина пятого утра, — ответил Гарри. — Теперь было бы, действительно, лучше для нас обоих пойти спать.
— Что ты говоришь? А я думал, ты не хочешь спать.
— Если ты не хочешь со мной разговаривать, почему ты тогда здесь? — Гарри начал чувствовать раздражение, но вовремя удержал себя в надлежащих рамках.
— Ты меня сюда притащил, — парировал Дрейко. — А у меня, между прочим, полно других мест, куда я мог бы пойти.
— Это какие же?
— Что ты ко мне пристаешь со своей любознательностью? — Дрейко отвернулся, но не встал, чтобы уйти. — Жалко меня, да?
— Да, наверное, — неуверенно ответил Гарри.
— Если ты это находишь смешным, валяй, не стесняйся, ибо мне твое мнение совершенно по барабану! — сказал Дрейко с вызовом.
— Что тут смешного? — Гарри не понял. — Это… ужасно.
— К чему эти громкие слова — «ужасно»? — раздраженно отмахнулся Дрейко. — Это произошло, и все тут. И было бы неплохо, если бы мне не напоминали об этом постоянно. Если бы я мог с этим что‑нибудь поделать… а так, все это бесполезно.
— Ты вообще веришь в то, что ты говоришь? Это же естественно, что ты хочешь говорить об этом, разве не так?
— Нет, — упрямство Малфоя было прямо‑таки ослиным. — Не с тобой, во всяком случае.
— Прекрасно, — сказал Гарри, вставая, — тогда я оставляю тебя здесь и иду спать, а ты можешь идти в другие места, которые у тебя есть, но, если тебе что‑нибудь понадобится…
— Да, да, Поттер, можешь не продолжать, — Дрейко все еще не смотрел в его сторону.
Гарри чувствовал усталость и разочарование. Конечно, ничего другого ему и не следовало ожидать, и он в некоторой степени был разочарован и самим собой. Малфой был упрям, как сто ослов, это не новость, но он, Гарри, который, в отличие от него, видел последние минуты жизни его матери, мог бы все это выразить как‑то по–другому. К чему теперь вся эта старая вражда? Гарри был готов заплатить уже любую цену, лишь бы все это поскорее закончилось и наступила новая эпоха.
Он был уже на третьей ступеньке лестницы, ведущей в спальню для мальчиков, когда Дрейко окликнул его:
— Поттер, а ты бы остался со мной, если бы я попросил?
— Почему нет?
— Я не знаю, почему, — он смутился и замолчал.
— Я же оставался с тобой до этого момента, я хотел как‑нибудь помочь. Просто не так уж много в моих силах сделать…
— Я должен был быть там, с ней, — неожиданно прошептал Дрейко, — я, а не ты. Думаешь, я не понял тогда, когда ты уходил, что я ее больше не увижу?
Гарри не знал, что на это ответить. Он вернулся в гостиную и сел в кресло справа от Дрейко, который продолжил:
— Ты знаешь, каково это: потерять родителей. Знаешь, что я всегда думал по этому поводу? Что все это не так уж и трагично, если ничего не помнить об этом. Не говори ничего, я знаю…, что я никогда особо не разбирался в жизненных ситуациях. Я так мало знал обо всем этом, что, когда это случилось со мной, оказался беспомощным. В отличие от тебя, к примеру.
