Надо мной стояла тёмная фигура. Прежде, чем рука успела дотянуться до висящего на груди кинжала, древко копья прилетело мне в голову и я потерял сознание.
* * *
Когда тебя тащат за связанные за спиной руки это очень больно. Собственно, эта боль и вывела меня из кромешной тьмы забытья и вернулся к свету сознания. Лучше б не возвращала. Было холодно. С меня уже успели содрать уже всю одежду — плед, кафтан, ремни перевязи и даже сапоги, оставив лишь нижнюю рубаху.
Мы приближались к воротам замка, щедро освещённым фонарями. За раскрытыми створками виднелся мощёный двор, на котором уже собралась толпа ублюдков. Я проморгался и попытался сосредоточиться, чтобы что-то увидеть, но не смог. Голова страшно болела, а глаза заволакивала пелена, так что я отдался на волю судьбы и опустил голову. Ничего думать не хотелось.
Ещё минут десять прошло в движении, после чего меня бросили на землю и сразу же облили ведром холодной воды. Грубый и хриплый голос откуда-то сбоку произнёс:
— Подымайся. Я знаю, что ты в себя пришёл.
Слова дополнил короткий тычок сапогом под ребро. Я разлепил глаза, перекатился на бок, оперся на колено и покачиваясь встал. Было время осмотреться. Мы стояли на небольшой площадке за ярловым домом. С одной стороны она примыкали к загону со свиньями, а другой — к частоколу. Рядом стояли горцы: и наши, и чужие. Леит и три воина с ним, раздетые до рубах, все в порезах, ссадинах и кровоподтёках, смотрели на пленивших нас ублюдков Нак Кинелли с ненавистью и презрением. Бандиты в ответ… я бы хотел сказать, что они отвечали тем же презрением и превосходством, но — нет. Их взгляд был спокоен, я бы даже назвал его изучающим. Он выражал что-то, что я на тот момент не мог понять.
Задняя дверь в доме отворилась и во дворик вышел долговязый человек в плаще. Ари, никто кроме него не мог быть этим человеком, такую силу я ощущал вокруг. Он скинул капюшон и показал лицо. В этот момент я понял значение взглядов, ибо воины копировали своего командира. Ари изучал нас так, как…
Я видел подобные взгляды в своей жизни. Пастух смотрит на овец. Капитан смотрит на гребцов. Отец смотрит на сыновей. Такой взгляд всегда об одном, но по-разному. Ари смотрел так, как собачник глядит на щенков. Словно отбирал нас для чего-то. Это было странное ощущение, будто твою душу взвешивают на весах.
Ари скользнул взглядом по моему лицу и прошёл дальше, заглядывая воинам в глаза. Задержался на Леите. Равнодушно осмотрел троицу его дружинников. Начал было отходить, но снова вернулся к троице, присел на одно колено и взглянул на Малого так, что их лица были на одном уровне. Поднялся. Тяжело вздохнул, скорее фыркнул, словно уставший бык.
Бандиты Нак Кинелли напряглись, ожидая чего-то. Ари указал пальцем на меня и ушёл в дом. Мне на голову натянул мешок, ударивший запахом перца и куриного помётом, от чего в носу моментально засвербело, а из глаз полились слёзы. В последние мгновения перед этим я успел заметить, как Леиту задрали бороду и всадили нож в горло.
Я пинался и ворочался, пока меня тащили куда-то вниз.
* * *
Перец и куриное дерьмо имеют ещё одно достоинство — пленник теряет чувство времени и пространства. Я не знал, сколько и куда меня тащили, казалось прошла целая вечность, которая окончилась падением на пол. Кто-то встал мне коленом меж лопаток и начал развязывать верёвки. Я осторожно напряг мышцы, чтобы разогнать застоявшуюся кровь, но при этом не показать, что что-то замышляю. Не помогло. Когда верёвки исчезли, кто-то резко заломил мои руки за голову так, что перед глазами поплыли пятна. Потом меня куда-то потащили и бросили.
Я сорвал с головы мешок и обнаружил себя в каменном мешке три аршина в длину и два — в ширину. Под потолком была узкая щель, из которой бил слабый свет и тянуло затхлым воздухом. На полу лежал набитый соломой тюфяк, в углу стояло ведро. И почему все темницы так похожи друг на друга?
Я попытался привести себя в порядок. В первую очередь стащил мокрую рубаху и как следует её отжал. То же самое проделал с гольфами. После чего упал на свою новую постель и попытался привести мысль в порядок. Получалось плохо. Голова болела от ударов, кости ныли после купания в ледяной реке, шрам на руке, о котором я уже и позабыл, горел огнём. Так, чего же я лишился? Кафтан и плед с меня сняли. Кожаный пояс с оружием и всякой всячиной тоже. Разули ноги, а ведь в левом сапоге была спрятана отмычка и тонкое лезвие, которые мне ох как пригодились бы сейчас. Впрочем, я поднял голову и оценил монолитную деревянную дверь с широким окошком на уровне пояса, в данный момент закрытом деревянными ставнями. Дверь явно запиралась и отпиралась только снаружи. Нательного кошеля с монетами тоже не было. И когда только успели снять? Даже льняной ремешок, коим я подпоясывал рубаху, и тот исчез. А ведь в него была вшита стальная нить, которой можно было бы задушить нерасторопного охранника. Я прощупал небольшую косичку за ухом и палец наткнулся на металл. Хоть одна хорошая новость, длинная игла всё ещё там. В ней даже должны были остаться какие-то слабые шорохи волшебства.
Больше я сделать ничего не мог, так что оставалось только спать.
* * *
Проснулся я от тяжелого стука в дверь, после чего окошко на двери приоткрылось и голос невыспавшегося человека произнёс:
— Щас открою кормушку, встанешь спиной и высунешь руки наружу.
Я размял плечи круговым движением, похлопал руками по бедрам и попытался резко вскочить. Голова закружилась, и стало понятно, что показывать характер ещё слишком рано. Пришлось послушно подойти, слегка присесть и подставить руки. Ожидаемо на запястьях захлопнулись колодки, после чего меня поволокло вслед за открывающейся дверью. Здоровый бандит прижал мои ноги к полу и связал их ремнями так, чтобы я не мог сделать длинный шаг.
Два дюжих ублюдка схватили мои локти, а третий набросил голову мешок. В этот раз новый и без всякой ерунды, так что дорогу я достаточно хорошо запомнил. Мы поднялись куда-то выше уровня земли, вокруг стало пахнуть не промозглой сыростью и гниением, а овечьим сыром, мужским потом и пивом. Значит, мы в жилом месте. Меня усадили на стул, после чего на щиколотки накинули ещё ремни, а колодку зацепили за какой-то крюк.
Сквозь небольшие прорехи в мешке было видно только тени, мелькавшие туда сюда. Я постарался прислушаться, но вокруг была только тишина. Это меня удивило больше всего — обычно ярловы дома кишат слугами и воинами, все непрерывно что-то делают, болтают, куда-то ходят, но в тот момент была лишь тишина.
Будут пытать? Горцы любят брать пленников за выкуп, особенно известных воинов. Любой клансманн с ними бы согласился, но кому меня выкупать? Ярл Грегор и без того в печальном положении, да и я ему даже не ближний. Если считают меня королевским рыцарем, то всё ещё хуже — не будут же они за половину света выискивать кому я присягу приносил. Значит остаются только пытки. Не то, чтобы я многое мог рассказать.
Лёгкие шаги раздались в тишине, кто-то вошёл в комнату и встал напротив меня. Я подёргал головой, но ничего толком не смог понять из-за мешка. Остаётся лишь гадать. Если пытки, то почему убили Леита и его парней? Они же местные, знали много больше и больше могли рассказать. Опять же, кровная вражда Нак Кинелли и Нак Обби, коли уж она разгорелась заново, их касается в первую очередь. Почему мои пленители ничего не делают? Неужели надеются сломать меня ожиданием неизбежного? Я был и так невысокого мнения об ублюдках Нак Кинелли, но в тот момент оно опустилось ещё ниже. Со мной такое не пройдёт. Я расслабился и замедлил дыхание. Просто ждать бессмысленно. Мысли снова закружились в голове.