Немного — значило до утра, еще несколько часов. Каждый раз, проводя кого-либо по тропе Рианы, Антаргин оказывался выведен из строя на несколько часов, и сегодня, протянув сразу восьмерых человек, должен был чувствовать себя особенного плохо, по ее представлениям.
Ираинта давно привыкла к этому и с материнским усердием из раза в раз выхаживала своего названного сына — названного ею же самой.
Уже тридцать с лишним лет женщина провела в Саришэ, и волей неволей свыклась с тем, что это место стало ее вторым домом. Конечно, изначально она расстраивалась, боялась, плакала и проклинала своих мучителей (как искренне считала тогда), но затем поняла, что здесь, в большинстве своем, ей живется даже лучше, чем было бы в большом мире.
Ираинта родилась в бедной семье, была седьмым ребенком по счету и лишним ртом, который необходимо кормить. Если ее старшие браться с самых малых лет помогали отцу, то девочке, следуя неписанному закону рыболовов, на лодке нечего было делать. По старому обычаю не допускались женщины на рыбацкие лодки — улова не будет, вот и приходилось девочке вместе с матерью подрабатывать прачкой — и зимой, и летом, в любую погоду оттирая от пятен и грязи чужое белье.
Мать свалила лихорадка, когда Ираинте только исполнилось двенадцать. Отец запил с горя, а сыновья, старшему их которых было двадцать три года, а младшему — тринадцать, не смогли получить разрешение на промысел у городового. Так семья осталась без источника пропитания, и неизвестно, чем бы все закончилось для Ираинты, если бы в одну из ночей к ним в дом не заглянули шисгарские каратели.
— Ираи, — хриплый шепот Перворожденного оторвал женщину от воспоминаний, что с каждым прожитым годом возвращались к ней все чаще. "Видимо, и мне немного осталось", — подумала женщина, спеша на зов.
— Да, Антаргин, тут я.
Ираинта присела на стул возле кровати и вновь принялась обтирать мужчину. Он принимал ее заботу безропотно и с благодарностью, позволяя влажной тряпице гулять по его лицу и груди.
— Где он? — спросил мужчина, когда Ираи закончила с обмыванием.
— Не знаю, — отозвалась женщина. — Наверно в восточном крыле, как ты и велел.
— Проверь, там что-то не так, и Сальмира ко мне.
— Но…
— Ничего не случится, иди.
В его голосе проступили приказные нотки, и Ираинта, противясь, сначала насупилась, но затем, поднявшись со стула и что-то недовольно ворча себе под нос про непослушных мальчишек, пошла выполнять просьбу, чем вызвала у мужчины слабую улыбку.
Он и мальчишка! Забавное определение, учитывая, что по числу прожитых лет он годится ей не только в отцы или праотцы, но даже в основатели рода.
Когда женщина покинула комнату, его мысли вслед за ней отправились в восточное крыло замка. Он хотел увидеть его — сына. Увидеть каким Тарген стал, и похож ли на нее — свою мать, что предпочла не возвращаться к нему, и которую он ждал все эти годы.
Игнорируя темноту, взгляд мужчины устремился к алькову, где висело изображение той, что жила в его сердце. Много лет назад почувствовав, что связь между сыном и матерью нарушена, Антаргин отправил собирателей за Лурасой, намереваясь перевести ее в мир Саришэ, но она отказалась. Передала лишь, что без их мальчика ей здесь нечего делать, что она не собирается становиться тенью на его глазах, вовсе лишив тем самым мужчину возможности видеть себя рядом, пусть даже недолго.
Имей он желание, мог бы настоять или забрать ее, не спрашивая, но не стал. Не смог. Не захотел превратиться для нее в монстра, каковыми считались у ее народа такие, как он, хотя за прошедшее время не раз успел пожалеть об этом, но так и не сделал.
— Живы все, — отчиталась ему, вернувшаяся Ираинта, едва переступив порог.
Мужчина вновь улыбнулся. Эта женщина, как никто другой, умела вызывать у него смех. В большей степени тем, что искренне считала Антаргина своим, и ничто не могло доказать ей обратное.
Перворожденный даже не заметил, как и когда это началось, но Ираи все больше времени проводила возле него, все чаще оставалась на ночь, чтобы присматривать за мужчиной, постепенно превращаясь из приходящей прислуги в заботливую няньку. А потом как-то незаметно стало обыденным, что она сидит в кресле у камина и зачем-то штопает его рэнасу.
— Сальмир?
— Здесь, — услышал Антаргин знакомый голос.
— Оставь нас, Ираи.
— Ты еще слаб и… — запротестовала было женщина, но он прервал ее.
— Я сказал.
Антаргин знал, что Ираинта обидится, и потом долго еще будет ему высказывать за резкий тон и нежелание беречь себя, что также стало своеобразной традицией в их непростых и недолгих отношениях не-матери и не-сына.
— Помоги встать, — велел Перворожденный, когда за ротулой закрылась дверь.
— Уверен?
— Ты споришь со мной, Сальмир? — и пусть в голосе его присутствовала своеобразная теплота, этот вопрос не располагал к противоречиям.
— Нет, — тут же исправился мужчина и, подойдя к кровати, поддержал Антаргина, пока тот, пошатываясь от слабости, поднимался в постели.
Помогая Перворожденному облачиться в одежды, калерат собирателей не смог удержаться от вопроса, который уже несколько дней не давал ему покоя. Сальмир почувствовал это еще в Синастеле, впервые воочию увидев Таргена, и окончательно убедился в замке, когда заглянул в глаза молодого человека.
Тот являлся обладателем — рожденным с духом, вот только, как Антаргину удалось осуществить это, оставалось для мужчины загадкой, хотя и не совсем так. Одно предположение у Сальмира все же имелось.
— Как ты это сделал?
— Что сделал?
Перворожденный не прервался, продолжая стягивать рэнасу, которая с каждым его движением все крепче обхватывала торс, заключая тело в крепкие объятья ткани.
— Ты знаешь.
— Возможно, — отозвался Антаргин, понимая причины недоумения своего ближайшего друга и советника.
— Так как?
— Ты серьезно хочешь знать об этом, Сальмир?
— Думаю, да, так как вижу единственный вариант, и лучше бы он оказался неверным. Ты связал себя с ним?
— Разве знаешь другой способ?
— Ты ослабил себя. И теперь все узнают об этом.
В голосе друга Антаргин услышал осуждение, понимая, что Сальмир прав.
Когда настаивающие на частичном возвращении узнают об этом, а они обязательно узнают рано или поздно, то попытаются воспользоваться Таргеном, как методом давления на него самого, или и того хуже, как способом устранения. Ни то, ни другое допустить было нельзя.
— Все знают?
— Не думаю. Тримс и Ураинт возможно догадываются. Они видели призыв, но я не знаю, насколько глубоки их познания в этой области, ведь принято считать, что это невоплотимо. Деление в смысле. Лита — также, возможно, если была достаточно близко, чтобы почувствовать. Остальные в области догадок и предположений, скорее всего.
