— Ты разрушитель? — девушка в изумлении вскинула голову, чтобы заглянуть в его глаза и увидеть там искорки веселья. — Смеешься надо мной, — укорила она, по-своему истолковав его игривое настроение.
— Нет. Антаргин — значит разрушитель. Разрушающий вихрь, если точно.
Она нахмурилась, размышляя над чем-то, а затем спросила.
— А Таргин?
— Усмиренная стихия, — он заговорщически подмигнул ей, щелкнув пальцем по сморщившемуся в недовольстве носику.
— Фу, плохое имя, — расстроено протянула девушка, и он расхохотался, не в силах сдержать себя.
Ему всегда с трудом удавалось следовать запутанным путем ее мыслей.
— Почему?
— Слишком спокойное, для такого силача, — она нежно погладила свой еще плоский живот, а ему показала язык, как проказливая силита.
— Тогда назови его Лутарг — сын Лурасы и Антаргина, — предложил он свой вариант.
— Ну… — девушка задумалась, накручивая локон на палец, а потом не согласилась: нет; это будет имя только для нас с тобой, а для всех остальных он станет Таргеном. — Она счастливо улыбнулась, довольная собой, и быстро добавила: только не говори мне, что это значит.
Он не сказал…
— Лутарг, — повторил Сальмир. — Он конечно и на Таргена отзывается, но…
— Это не важно, — остановил друга Антаргин, продолжив путь. — Совсем неважно, — одними губами беззвучно добавил мужчина.
— Что ты собираешься делать дальше? Ты же читал его там, вместе со мной. Он не знает — кто он, кто мы. Он ничего не знает, она не успела открыть ему.
— Да, читал, — согласился мужчина, — но сейчас есть я, чтобы открыть ему правду.
— Ты думаешь, он просто во все поверит? — с сомнением переспросил Сальмир.
— Мы должны будем убедить его, — отозвался Антаргин и, остановившись перед сплошной каменной преградой, к которой привела их лестница, добавил: — Сегодня я пойду один.
— Как пожелает Перворожденный.
* * *
Уснуть Лутаргу так и не удалось. Сперва он лежал на кровати, бесцельно глядя в потолок и задаваясь неразрешимыми для него пока вопросами, один из которых занимал молодого человека больше остальных — не угодил ли он в ловушку похуже, чем Эргастенские пещеры? Потом принялся изучать предоставленные ему покои.
Все в них казалось кричало о роскоши и благополучии, виденными молодым человеком лишь мельком и издалека. Тончайшее постельное белье с замысловатой вышивкой по краям, еще хранящее отпечаток его тела. Изящный столик с искривленными ножками, вокруг каждой из которых обвилась декоративная змея, удерживающая в открытой пасти прозрачную столешницу. Выполненные в таком же стиле пуфы с расшитыми змеями сиденьями. Даже поднос с едой, который принесла для него Литаурэль, выглядел, как произведение великого мастера — тонко раскатанный лист чего-то посеребренного с выбитым на нем изображением огромной клыкастой кошки.
Молодой человек слышал о такой от Рагарта, но вспомнить название у него не получилось. Странное оно какое-то было, непривычное для слуха. Только сказитель мог выговорить его без запинки, остальные, сколько не старались, все время путались, и Лутарг в том числе.
Когда темень на улице начала постепенно рассеиваться, интерес Лутарга переместился за пределы комнаты, и сосредоточился на проступающих понемногу за окнами очертаниях. Вскоре мужчина сделал ошеломившее его открытие — он находился в Трисшунских горах в цитадели шисгарцев, и перед его взором раскинулось ущелье, из которого вчера утром они с Сарином начали подъем к высеченной в скале крепости.
Нахмурившись, Лутарг шаг за шагом стал восстанавливать в уме их путь по цитадели, воссоздавая план крепости и воскрешая в памяти изъеденное временем убранство комнат. Для привыкшего передвигаться по хаотичному лабиринту пещер человека, это не составляло труда.
Лутарг довольно быстро определился с местом своего пребывания — восточная башня, только из нее мог открываться подобный вид на ущелье. С самой комнатой было сложнее. Насколько он помнил их там было три, и в какой именно он сейчас находится, Лутарг сказать не мог, если только не осмотреть, что за дверью.
Наплевав на свой непотребный вид — лишь короткие подштанники прикрывали его голое тело — Лутарг направился в двери, намереваясь выглянуть в коридор, когда в ту постучали и, не дожидаясь ответа, в комнату заглянул уже знакомый молодому человеку Сальмир.
— Твоя одежда, должна подойти, — коротко бросил мужчина, положив стопку белья на край кровати. — Одевайся, Перворожденный ждет нас.
Молодой человек с сомнением оглядел аккуратно сложенные вещи. На его собственные они никак не походили — ни цветом, ни выделкой. Судя по всему, ему передали нечто похожее на то, что носили сами каратели.
— А мои где? — с сомнением беря верхний из стопки предмет одежды, спросил Лутарг.
— Здесь ты не можешь носить их, — ответил Сальмир.
— Почему?
— Ты должен выглядеть так, как подобает тресаиру.
— Тресаиру? — переспросил Лутарг.
Он уже второй раз слышал это название, но пока так и не знал, что оно означает.
— Скоро узнаешь, одевайся. Я подожду за дверью.
Сальмир вышел, а молодой человек еще довольно долго вертел в руках непонятную вещь, пытаясь разобраться, каким образом это следует надевать.
Когда Лутарг справился с непростой задачей по облачению в новые одежды, что, надо сказать, потребовало от него массу сообразительности, так как просить шисгарца о помощи он не хотел, настроение молодого человека испортилось окончательно.
До зуда в кулаках хотелось садануть по чему-нибудь, но он сдерживался, памятуя о своей вчерашней вспышке, ее необычных последствиях и страхе на лицах карателей. К тому же, как только мужчина чуть ослаблял сдерживаемое им раздражение, то ощущал прилив необычайной силы, которая, казалось, только и ждала момента, чтобы вырваться наружу, а что это принесет ему, Лутарг не имел понятия.
Сальмир ждал молодого человека, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Его все также одолевали невеселые мысли, касающиеся Антаргина и его безумства. Конечно, оспаривать решения Перворожденного в открытую не мог никто, но это не мешало мужчине, быть ими недовольным, тем более что принявший их, помимо всего прочего, являлся его другом с очень давних времен.
Также калерату не терпелось увидеть, как пройдет встреча отца и сына, учитывая, что сие будет не только воссоединение двух людей, но и пересечение четырех стихий рьястора, которые, насколько он мог судить, рвались обрести единство. Сальмир явно чувствовал силу, бьющую из Таргена, даже через стену, и мог с уверенностью сказать, что их долгожданному гостю и так называемому Освободителю, стоит больших трудов удерживать ее под контролем.
