— Хорошо, моя госпожа! — хазнедар послушно кивнула.
— Какой позор, Наргес Хатун! Разве этому мы учим девушек в гареме? Нет мне покоя! — горестно добавила валиде, а затем в немом укоре напрягла уголки рта.
— Дэрья Хатун никогда не отличалась кротким нравом, госпожа. Нам нужно было избавиться от нее прежде, чем она понесет от падишаха, — ответила ей гаремная начальница, сдвинув брови.
— А что с Зейнаб-калфой? Ее нашли? — Валиде уже спустилась на несколько ступеней и обернулась к хазнедар, пытливо всматриваясь в ее лицо.
— Как сквозь землю провалилась, госпожа! Вот еще беда! — виновато ответила Наргес Хатун.
— Неужели сбежала? — Валиде вскинула брови и, словно не веря своим словам, повела плечами.
— Начальник шахской охраны допросил всех свидетелей и считает, что так и есть.
— О аллах! Неблагодарная простолюдинка! Если уж ей так опротивела служба в гареме — почему не попросила меня выдать ее замуж за какого-нибудь вдовца? Зачем было сбегать?!
— Простите, госпожа, мне неведомы ответы на эти вопросы.
Мать Джахана спустилась еще на несколько ступеней, а затем вдруг опять обернулась, точно вспомнила что-то важное:
— Приведи в сад эту новенькую любимицу Джахана, как там ее — Рамаль? Хочу убедиться, что она не точная копия этой сумасшедшей Дэрьи Хатун. Мне больше не нужны проблемы и склоки в гареме.
— Слушаюсь, госпожа, — поклонилась хазнедар.
Мое успокоившееся было сердце вновь принялось выбивать барабанную дробь, выпрыгивая из груди от волнения и тревоги.
Хазнедар начала взбираться по лестнице обратно, чтобы пройти по балкону к моим покоям, и я пулей рванула в свою комнату, чтобы успеть до ее прихода спросить у Лерки, куда же подевалась проклятая калфа.
Я закрыла за собой дверь и прислонилась к ней, выравнивая дыхание. Лерка сидела на диване с покрасневшими глазами и вяло жевала засушенный персик. Судя по ее виду, она не спала всю ночь.
— Лекси, слава богу! — воскликнула она, бросив сухофрукт на диван и кинувшись ко мне с объятиями. — Это была кошмарная ночь!
— Быстро говори, где Зейнаб-калфа? Сюда идет хазнедар! — неожиданно грубо ответила я ей, прислушиваясь к шагам в коридоре.
— Я и Первиз-бей… — Лерка замолчала и тоже начала вслушиваться в тишину, словно опасаясь произнести признание как раз в момент, когда в мои покои войдет Наргес Хатун.
— Ну! — поторопила ее я.
— Этой ночью мы отвезли ее туда, к той стене… — шепотом ответила подруга, — ее забрал Ахмед.
— Но разве портал всегда открыт? — удивленно спросила я, испытывая внутреннее облегчение оттого, что никакого убийства не было.
Лерка открыла рот, чтобы ответить, но не успела. В дверь постучали. Радовало одно — мне не придется краснеть перед валиде, испытывая чувство вины за пропавшую калфу.
Накинув на плечи сиреневую атласную накидку с широким капюшоном, я впервые за все время пребывания во дворце вышла в сад, полной грудью вбирая свежий теплый воздух, напоенный запахами рожкового и лимонного деревьев, ароматами жасмина и сладостью роз.
Двое молчаливых евнухов послушно плелись позади меня, склонив головы и рассматривая что-то под ногами. Хазнедар важно вышагивала впереди, указывая мне дорогу.
Мы прошли по аллее с ровно подстриженными оливковыми и фисташковыми деревьями, слушая, как под ногами шуршит выложенный в искусную мозаику серый и черный гравий, и вышли к просторной лужайке, сплошь засаженной розами и маками. Чуть поодаль от лужайки, под сенью высоких раскидистых сумахов, малиновые бутоны которых устремлялись ввысь, словно колпаки шахских звездочетов, спряталась деревянная беседка с мягким диваном. Прозрачный тюль ее штор развевался на ветру, открывая взору свою почетную гостью — Валиде Айшешахбейим, дочь Гасана, правителя вассального государства Сефевидов Аг-Гаюнлу, что раскинуло свои земли в Восточной Анатолии.
Ее сосредоточенное умное лицо все еще хранило былые красоту и прелесть. Собранные в высокую прическу жгучие черные волосы без единой сединки переливались масленым блеском, оттеняя бледную кожу еще молодой женщины. Серебряная диадема с черными бриллиантами отбрасывала холодные блики, придавая своей владелице особый шарм. Карие медовые глаза поражали своей глубиной, а плотно сжатые, налитые кровью губы предупреждали об опасности.
Ее серое, словно посеребренное платье с затейливым кружевом рукавов и глубоким вырезом туго сжимало властную грудь, возбуждая воображение. Она вполне могла бы быть желанной и любимой в моем мире. Но не здесь, где ее в сорок три года уже записали в старухи, скинув на ее хрупкие красивые плечи всю заботу об управлении огромным хозяйством дворца и вечно скандалящим гаремом.
Я подошла к входу в беседку, внутренне ощущая священный трепет перед ее статусом и великолепием.
— Госпожа, — хазнедар остановилась перед входом и склонила голову. Я последовала ее примеру, — Рамаль Хатун пришла по вашему приказу!
— Можешь идти, Наргес Хатун, — валиде небрежным жестом отпустила ее, — а ты проходи, хатун, садись.
Я раздвинула белоснежный тюль на входе в стороны и вошла, робко устроившись на углу дивана и не смея поднять на эту женщину взгляда.
— Не бойся, Рамаль Хатун, — заговорила она, — я хочу узнать о любимице своего сына больше. Расскажи мне о себе — кто ты такая, из какой семьи, откуда родом?
Боже! Что же мне ей рассказывать? Что я родилась в Краснодаре в семье инженера и балерины, в семнадцать лет потеряла родителей в автомобильной катастрофе, окончила педагогический и имею диплом учителя физики, а также факультативно посещала школу балета?
Я судорожно начала вспоминать институтский курс истории стран Азии и Африки, пытаясь найти ответы на ее вопросы. В эту минуту я мысленно поблагодарила Бога за свое рвение по части учебы. Вот и пригодились казалось бы ненужные знания.
— Госпожа, я родом из Азербайджана, из Ардебиля. Мой отец пастух, у меня нет ни братьев, ни сестер… — плела я, испытывая неприятную дрожь во всем теле от собственного вранья.
— Надо же! — воскликнула валиде. — Ардебиль очень важный для нашей империи город! Это родовая провинция династии Сефевидов! Но ты не мусульманка, не так ли? Откуда твои предки?
— Из Восточной Грузии, госпожа.
— Ясно.
Она смягчила взгляд и сложила на коленях руки, рассматривая меня уже не так сурово.
— Любишь ли ты шаха Джахана? — спросила она так, что никакого иного ответа, кроме положительного, было невозможно дать, даже если любви и в помине не было.
