«Сучий ты потрох!» — подумала я про себя, не смея смотреть ему в глаза. Внутри меня все кипело от негодования. Мое сердце отказывалось принимать его право на измену, и мне хотелось кричать, что я тоже буду рвать и метать, если он только посмотрит на другую, но разум заставил меня взять себя в руки. Истерикой и скандалами мне ничего не добиться, и судьба Дэрьи Хатун тому подтверждение.
— Если ты думаешь, что я такая же, что мы все одинаковы, — почему ты проводишь ночи со мной? Почему зовешь меня? Человек не может принадлежать кому бы то ни было, и ты не принадлежишь никому, кроме самого себя и Аллаха. Выбери другую женщину, и я смиренно склоню голову перед твоим решением, Джахан. Любовь, настоящая любовь выше всех земных страстей. Настоящая любовь не требует ничего взамен, кроме как возможности жить под одним небом и дышать одним воздухом. Настоящая любовь дарует счастье лишь тогда, когда счастлив твой любимый. И если любишь искренне и всем сердцем — все, что тебе нужно, это молиться о счастье любимого. Настоящая любовь не знает эгоизма, но молится о возлюбленном. И я молюсь о тебе, Джахан.
Он с удивлением слушал меня, постепенно оттаивая и расслабляя напряженное лицо. Мне же хотелось рыдать от досады. Я делала больно сама себе. Внутри меня кипели настолько противоречивые страсти, что мне стало страшно — смогу ли я удержаться от греха, если он и правда проведет ночь с другой? Насколько сильна моя любовь? И верю ли я сама себе, говоря, что он не моя собственность?
Он подошел ко мне, обхватил ладонями мое лицо и нежно поцеловал. Я с трудом сдерживала слезы.
— Ты мое сокровище, Рамаль, — томно прошептал он мне на ухо, а я сглотнула тяжелый соленый комок, который встал поперек горла и мешал дышать.
— Только твое, Джахан, — ответила я.
В дверь снова постучали, и на этот раз слуга, стоящий снаружи, сам открыл ее и сообщил, что мне принесли платье.
Я аккуратно отстранилась от любимого мужчины и поспешила переодеться, чтобы скорее покинуть его покои. Честно говоря, очень хотелось напиться. Жаль, что у персов вино не в почете. А с шербета особо не опьянеешь.
Я уже взялась за дверную ручку, чтобы выйти в коридор, как услышала за спиной его голос:
— Я буду ждать тебя и сегодня, Рамаль.
— Я приду, мой падишах.
Оказавшись в коридоре, я глубоко подышала, вбирая полной грудью свежий воздух, который заполнил собой все пространство, проникая внутрь сквозь широкие окна под потолком.
В ясной голове стучала назойливая мысль — или я добьюсь того, что ни одна наложница больше не переступит порог этой комнаты, или сбегу обратно в Краснодар.
В гареме творилось черт знает что. Лишь только я прошла через широкий дворик под открытым небом, как услышала доносящиеся из примыкающего к нему коридора громкие голоса, ругань и шум. Я поспешила как можно скорее добраться до главного зала, чтобы разузнать, в чем там дело.
Когда я наконец вошла в просторный холл, с обеих сторон которого находились всевозможные подсобные помещения, моим глазам открылась непривычная картина. Все до единой двери были открыты нараспашку, на полу валялись пух, перья, порванные куски тканей и занавесок, луковая шелуха и корни имбиря. В нескольких местах лежали опрокинутые огромные плетеные корзины для припасов, и с десяток девушек и евнухов с завидной скоростью перемещались от двери к двери, выкрикивая каждый раз одно и то же: «Здесь нет».
Кого нет? Или чего нет? Неужели Первиз-бей настолько вошел в образ, что организовал поиски несуществующей пропавшей сережки?
Я схватила за рукав первого подвернувшегося под руку евнуха и строго спросила:
— В чем дело, ага? Что за беспорядок?
— Прошу прощения, Рамаль Хатун, — он посмотрел на меня испуганным взглядом и замолчал, словно собираясь с мыслями, — пропала Зейнаб-калфа. С утра не явилась к валиде для подсчета расходов гарема, и мы ее нигде не можем найти.
Мои брови поползли вверх, а по спине начал свое движение от копчика к шее противный холодный слизень.
Убил. Этот головорез Первиз-бей ее прикончил, а тело выбросил где-нибудь в пустыне или в саду закопал.
— Что ты такое говоришь, — начала я дрожащим голосом, — еще вчера вечером она провожала меня в покои падишаха и должна была вернуться в гарем в сопровождении двоих слуг.
— Госпожа, Бехруз-ага и Фируз-ага вернулись без нее. Их уже допросил кападжи баши.
Ничего себе! Убийца сам допрашивает свидетелей. Не сомневаюсь, что расследование зайдет в тупик. Мне стало не по себе, и я решила сменить неприятную тему, которая заставляла меня нервничать и неестественно улыбаться. Как бы евнух обо всем не догадался.
— Ясно. А как Элена? Я слышала, Дэрья Хатун ее избила.
— О аллах! Эта ночь была сущим адом! Бедняжка насилу убежала! Вся в крови — нос сломан, руки исцарапаны, с головы пучок волос выдран, — евнух сочувственно покачал головой, тяжело вздыхая, — фаворитка как с цепи сорвалась! — добавил он уже шепотом и трусливо оглянулся, чтобы удостовериться, что нас никто не слышит.
— Что же с ней теперь будет, ага?
— Не знаю, госпожа, но первая наложница шаха Джахана — черкешенка Лэлех, которая отравила одну из девушек в гареме после того, как та провела ночь в покоях правителя, была изгнана из дворца в провинцию.
Жаль, что Дэрья Хатун ждет ребенка, тогда бы точно не избежать ей масштабных сборов и долгого путешествия по пересеченной местности.
— Держи меня в курсе, ага, — бросила я ему слегка высокомерным тоном и, горделиво расправив плечи, направилась в свою комнату, стараясь сохранять спокойствие.
Моя грудь тяжело вздымалась, следуя за сорвавшимся дыханием, и я машинально положила на нее ладонь, точно стараясь удержать внутри выдающее перебои сердце. Слава богу, в общем зале никого не было (видимо, всех отправили на поиски пропавшей калфы), и я смогла выдохнуть и немного успокоиться.
Я дошла уже почти до последней ступеньки, как услышала женский властный голос, доносящийся с противоположного крыла зала. Быстро преодолев лестницу и спрятавшись за каменный выступ, я решила дождаться и выяснить, что там происходит.
Из-за угла показалась статная фигура валиде, которая, как всегда, была роскошна в новом зеленом муслиновом платье и высокой короне, украшенной добрым десятком переливающихся бриллиантов. Следом за ней, почтительно отставая на половину шага, важно шла хазнедар.
— Ты должна придумать что-то, Наргес Хатун, — заговорила валиде, — мать будущего наследника не может быть изгнана из дворца. Через час я жду от тебя варианты наказаний для нее, которые удовлетворят падишаха, но при этом не уронят ее достоинства и честь шахской семьи.
