Женщина была мертва. Словно белый мотылек, чьим крылышкам уже никогда не встречать солнца. В ее сведенных предсмертной судорогой пальцах было зажато круглое серебряное зеркало.
Сущность исчезла.
* * *
– Териклес!.. – он выскочил из черного зева башни, в густые и душные сумерки.
В голове тяжелым молотом бухала только одна-единственная мысль – может, еще есть время что-то изменить? Говорящий был уверен, что она не сможет самостоятельно покинуть башню... А вдруг он ошибался? А вдруг просто лгал?!!
Хофру, задыхаясь, огляделся: в подступающей ночи стыла громада храма, напротив тускло белел дворец. И, естественно, ни следа сущности.
«Всевеликая мать, помоги! Куда она могла отправиться?»
Под сердцем кольнула догадка – ну конечно же, во Дворец! Куда еще могла собраться «неразумная» половина Царицы?
Хофру метнулся было к храму – разбудить Говорящего – но тут же осознал, что время стремительно истекает. Если еще не истекло.
И потому он побежал ко входу во Дворец, отбрасывая капюшон, совершенно позабыв о той маске надменности, которую всякий уважающий себя жрец должен был демонстрировать стражам...
– Пропустите! Быстрее, во имя Селкирет!
Но пытаться докричаться до здравого смысла стражей было все равно, что пытаться головой пробить стены башни Могущества.
– Назови свое...
Так и не договорив, стражи повалились друг на дружку и дружно захрапели. А Хофру, быстро встряхнув руками, побежал дальше – по слюдяному полу, сверкающему в лунном свете, по скользкой лестнице, по коридорам, утопающим в каменных кружевах.
Стражи, застывшие на часах, не трогали жреца – раз он уже допущен во Дворец, значит все в порядке. Хофру вцепился в одного из этих громил, словно клещ:
– Где спальные покои Царицы? Говори, живо!
Серкт молча ткнул пальцем в нужном направлении, и снова мимо замелькали коридоры, окна, лестницы с ажурными перилами...
Когда Хофру добежал до высоких двустворчатых дверей, сердце упало. Там, на инкрустированном самоцветами полу, уже валялись четыре стража и жрец – но не спящие, отнюдь. Тела их показались Хофру иссушенными, а кожа напоминала мятую бумагу. Он быстро наклонился и, стиснув зубы, глянул в лицо одного из стражей: глаза стыли парой черных бусин, и вся влага из них куда-то делась...
Застонав от отчаяния, Хофру распахнул двери в спальню Царицы.
Он ожидал увидеть битву. Или смерть. Или пытку – если сущность хотела отомстить своей второй половине за перенесенные мучения...
Ничего этого не оказалось за тяжелыми створками.
Они сидели спиной ко входу, рядышком, на большой кровати. Так, будто встретились наконец две любящие сестры после долгой разлуки.
Две Царицы, совершенно обнаженные, держались за руки и смотрели друг на дружку – молча и неподвижно.
«Я так давно не видела тебя», – Хофру ощутил легкое касание чужой мысли, словно перышком по лицу провели, – «мне так тебя не хватало...»
– Не-ет!
Бросаясь вперед, в прыжке он уже применял трансформу. Он знал, что должен любыми средствами разлучить двух Териклес, иначе... иначе случится страшная беда – знание об этом вынырнуло большой рыбой из глубин памяти прошлых поколений.
Но – опоздал всего на миг.
Обе Царицы потянулись друг к дружке, словно для поцелуя, замельтешили цветные пятна в зеркалах, дрогнули огоньки в лампах. Еще мгновение – и два тела слились в одно, и к Хофру повернулась Териклес, одна-единственная и теперь уже целая.
– Отчего же – нет? – одними губами поинтересовалась Царица.
Она не сделала ровным счетом ничего, только выбросила вперед руку, ладошкой навстречу Хофру. Захрустел черный панцирь, и жрец с трудом осознал, что лежит на полу, что рядом с лицом колышется шелковая кисть покрывала...
Легкие жгло так, словно туда насыпали пригоршню горячих углей. Он хватил потрескавшимися губами глоток воздуха, закашлялся... В глазах неотвратимо темнело, по горлу вверх поднялась раскаленная и солоноватая на вкус волна.
«Да она же меня просто раздавила!» – он еще успел проговорить про себя этот простой и неприятный факт.
А затем все сгинуло. И шелковая кисточка, и полированный пол, и резная ножка кровати. В кромешном мраке витала лишь одна странная и подсказанная кем-то извне мысль – о том, что он проиграл. Даже не так – проиграли все серкт. Что-то сломалось в золотой цепочке жизни, виноватых было немного – а обречены оказались все.
* * *
... – Брат Хофру.
Этот голос было трудно не узнать – «Но тебе-то что? Ты доживаешь последние минуты. Так что Говорящий может плести все, что угодно».
Он заставил себя вдохнуть. Уж лучше бы добила, право слово...
А затем вяло удивился: боль ушла, исчезла бесследно. На ее место, словно злобный дух неупокоенного, пришел Говорящий.
Приоткрыв глаза, Хофру попытался сфокусировать взор на вытянутом и сухом, словно щепка, лице. Черные глаза старика казались парой дыр, проеденных в деревяхе жуком-точильщиком.
– Брат Хофру, – повторил Говорящий, – ты меня понимаешь?
– Кажется, – губы плохо слушались, но жрец понял и наклонился к самому лицу.
Запах плесени и тлена стал почти осязаемым, и желтая кожа старика показалась странно похожей на мятую бумагу.
– Как это случилось, Хофру? – тихо спросил Говорящий-с-Царицей, – как это произошло?
И вдруг сорвался на визг, словно уличая торговка:
– Будь любезен отвечать! Как? Как она ухитрилась освободиться?
Хофру неуверенно шевельнулся, пошарил взглядом по комнате – так и есть. Он находился в личных покоях Говорящего-с-Царицей. Все было как прежде: колышущиеся полотна паутины под потолочными балками, пыльные стекла, вездесущий запах склепа... И вместе с этим Хофру явственно ощутил – что-то изменилось. То ли в неприбранной комнате, то ли внутри него самого.
Между тем старый жрец умолк и скорбно покачал головой.
– Поздно уже, Хофру. Наступил конец народу серкт – именно тогда, когда мы наконец отыскали врата Ста Миров.
– Отчего ты так говоришь? – Хофру моргнул, все еще борясь с ощущением какой-то неправильности происходящего.
– А ты разве сам не чувствуешь?!!
Говорящий нервно хихикнул, развел руками.
– Если ты еще не сообразил, Хофру, то я тебе подскажу. Ты по-прежнему ощущаешь Силу Башни? Ту самую, которая текла сквозь прежнюю, правильную Царицу и была досягаема для нас и для прочих серкт?
...Сердце упало.
– Я тебе не верю, – прошипел Хофру, прикрывая глаза.
Великая Селкирет, как глупо отрицать очевидное!
Раз за разом, судорожно, обливаясь холодным потом, он пытался коснуться к животворящему потоку Силы – и не мог. То, что раньше обволакивало подобно чистой воде, ушло, высохло, просочилось в бездонную трещину...
