Шатулио фыркнул и прошептал:
— Ну, значит, все. Если золотые и серебряные объединились, они заткнут глотки всем остальным.
Может, он был прав. Обсуждение затянулось еще на два часа, но, в конце концов почти все, хотя и неохотно, согласились с планом Ларета.
Кара подумала, что ей следовало бы сделать то же самое. Многие из этих драконов являлись старейшинами, некоторые — уже тысячу лет. Конечно, мудрость, которой обладала Кара, не шла в сравнение с их мудростью. Кроме того, ее чешуя не блестела, как металл. Она была здесь чужой. Золотые драконы и другие принимали ее как одну из дальних сородичей, но вряд ли хоть кому-то действительно было важно ее мнение.
И всеже Каре необходимо было высказаться. После всех этих ночных кошмаров!
— Ваше Великолепие! — начала она.
Подозревая неладное, Шатулио бочком отодвинулся от нее.
Ларет повернулся в ее сторону:
— Прости меня, дочь песен. Я знаю многих из собравшихся здесь, но тебя я прежде не встречал.
— Меня зовут Карасендриэт, и я хочу спросить: что является причиной безумия? Вы можете сказать? Или Нексус, знающий много тайн?
Ларет кивнул дракону-колдуну, приглашая его ответить на вопрос.
— Боюсь, никто не знает разгадки этой тайны, — сказал Нексус.
— Если мы так мало знаем, — продолжала Кара, — то можем ли мы быть уверены, что будем спать только до тех пор, пока это не закончится? А если от жажды и голода силы покинут нас?
— Чепуха, — сказал Ларет. — Безумие уже проникло в твои мысли, заставляя тебя бояться того, что никогда не произойдет.
— Ты сам сказал, бешенство будет хуже, чем когда-либо. Может, оно охватит нас и никогда уже не отпустит.
— Мои сны говорят, что этого не случится.
— У меня свои ночные кошмары, — сказала Кара, — и собственные предчувствия, они и здравый смысл указывают другой путь. Почему бы не атаковать этот недуг, как мы сделали бы с любым другим нашим врагом? Почему не отыскать причину, не определить лечение и не избавиться от безумия раз и навсегда?
Она надеялась, что, когда она закончит, ее поддержат, но все молчали. Драконы просто уставились на нее.
Затем Ларет сказал:
— Это не болезнь, а слабость, присущая драконам. Сколько мы себя помним, мы всегда страдали от приступов безумия, а наши злобные сородичи даже еще больше им подвержены.
— Подозреваю, — сказал Нексус, — что бешенство является необходимым условием нашей связи с силами космоса, которая у нас теснее, чем у других форм жизни.
— Но точно ты не знаешь, — сказала Кара. — А если ты ошибаешься? Что, если можно найти лекарство?
— Если и так, — сказал маг, — вряд ли это получится за то недолгое время, которое нам осталось провести в ясном сознании.
— И потому, — сказал Ларет, — мы даже не будем пытаться. Не сейчас. И так трудно было убедить всех объединиться. Некоторые будут сомневаться в чистоте наших намерений или в своей гордыне уверуют, что способны противостоять бешенству. Решив, что Нексус найдет средство, они будут сопротивляться еще сильнее.
— А что делать с красными, черными, синими, белыми и зелеными? — спросила Кара. — Они-то точно не подчинятся тебе и лордам, а ведь они тоже впадут в бешенство, если их не остановить. Подумай, какой вред они могут нанести миру!
— Маленький народ должен противостоять им как может, — сказал король.
— Людям и раньше приходилось сталкиваться с подобными бедствиями, — сказала Хаварлан.
— Но это будет худшее бедствие, — сказала Кара, — к тому же люди разобщены, и их сейчас гораздо меньше. Некоторые области до сих пор еще не восстановились после столкновения с сахуагином. В Кормире только что закончилась гражданская война. На побережье Лунного Моря, там, где мой дом, постоянно возникают мелкие распри…
— Хватит! — прогремел Ларет, из его пасти вырвалось яркое пламя, и Кара подумала, что он сейчас на нее набросится. — Я терпеливо слушал твои фантазии и развеивал твои заблуждения. Теперь тебе пора послушаться тех, кто старше, мудрее и сильнее тебя.
Кара поникла головой, подчинившись приказу, и, пока шло обсуждение, не произнесла больше ни слова.
Когда собрание завершилось, Шатулио полетел на юго-восток, вдоль Галенитов, окружавших Лунное Море. Поспешив за ним вдогонку, Кара несколько раз окликнула его, но он не остановился. Возможно, медный дракон плохо слышал, что несвойственно их расе, но даже если так, это сильно озадачило Кару, и она почти потеряла веру в силу своего голоса.
Что ж, если он ее услышал, необходимо было просто догнать его. Кара вытянула шею, чтобы сопротивление воздуха было меньшим, и, что есть силы хлопая крыльями, понеслась вперед.
Вскоре она уже была настолько близко, что могла различить красновато-коричневые чешуйки на его спине. Кара позвала еще раз, но Шатулио не оглянулся. Нет, конечно, он слышал ее, он просто ее проигнорировал.
Если он решил не иметь с ней дела, бессмысленно было лететь за ним. Но такая неучтивость и грубость раздосадовали Кару, особенно после того, как Ларет поставил ее на место, гнев кипел у нее в душе, хотелось плюнуть вслед Шатулио огнем. И чтобы заставить его хотя бы признать ее существование, Кара полетела еще быстрее. Долго такую гонку она бы не выдержала, но ей это было необходима
Кара догнала медного дракона и схватила его за хвост. Раздался неприятный чмокающий звук.
И, сопровождаемое звуком испускания газов, наружу вырвалось зловоние, как от тухлых яиц. Зажав нос, Кара отпрянула назад. Позади нее раздался смех. Она повернулась и увидела настоящего Шатулио, сидящего на скале. Значит, он послал вместо себя фантома.
Кара плавно развернулась в воздухе, сложила крылья и опустилась рядом с Шатулио на холодный снег, покалывавший лапы и хвост.
— Твои проказы когда-нибудь иссякнут? — спросила она.
— Надеюсь, что нет, — сказал Шатулио. — Здравствуй еще раз, Карасендриэт. Что у тебя науме?
— Я хочу обсудить с тобой собрание.
— Как будто мы и так не проторчали там слишком долго.
— Судя по тому, что ты там ворчал, ты разделяешь мои взгляды, — сказала Кара. — Что же ты не объявил об этом во всеуслышание?
Шатулио кивнул своей заостренной головой, увенчанной длинными, разветвленными рогами.
— Когда это золотые и серебряные слушали медных? — спросил он.
— Значит, тысо мной согласен?
— Выходит, что да. Мне не очень-то хочется, чтобы золотой дракон погрузил меня в сон на сколько ему заблагорассудится. Что, если это только предлог, чтобы разграбить наши клады и осквернить наши бесчувственные тела? — Он ухмыльнулся, — Хорошо, признаю, на самом деле я в это не верю, но меня не убедили. Его Излишество оказался вовсе не таким невозмутимым и богоподобным, как говорят легенды.
