— ...мне известно ваше... неоднозначное отношение ко всему, что связано с альвами...
И зачем ему понадобилась Тора?
Или не ему?
— ...поэтому наилучшим вариантом разрешения данной проблемы будет возвращение Торхилд домой, — завершил речь Кагон.
Ему чуть за сорок. Высок. Неплохо сложен. Кость легкая, что в общем-то характерно для Ртути, равно как мягкие черты лица и золотистый оттенок кожи. Виттар, не скрывая интереса, разглядывал собеседника. Волосы светлее, чем у Торы, скорее всего примесь другого рода. Олово? Или Свинец? И радужка с зеленоватым отливом, значит, и Сурьма в крови отметилась.
А вот родинки на щеке от Высших. Кто и когда подгулять успел? Но главное, что давно, поколения с три назад, поскольку вымылись, поблекли, и Кагон подкрашивает их, пытаясь выделиться.
И вправду наверх метит? Одной краски мало.
— Ее дом теперь здесь, — Виттар понял, что ему больше не интересно.
— Позвольте, но...
Прямого взгляда Кагон не выдержал, даже не попытался, сразу глаза отвел.
— Две недели назад она была тебе не нужна. Что изменилось?
— Мне крайне неудобно, что мое поспешное решение поставило вас в...
— Врешь. Правду.
У лжи особый аромат, пожалуй, старого выдохшегося пива. Или прокисшего молока. Или еще мокрого пота, который выступил на ладонях Кагона.
— Ну? — Виттар положил руки на стол, позволяя живому железу выбраться. Серебряные капли проступали на коже, сплетаясь в чешую.
— Вы... признали меня гостем.
— Признал. И здесь не трону. Но брошу вызов.
А на Арене у Кагона шансов нет.
— За что?
— За ложь. И... просто хочется, — в конце концов, если Виттара считают бешеным, то почему бы не воспользоваться репутацией.
Конечно, если бы Кагон боялся не так сильно, он бы понял, что вызвать его без веской причины нельзя: Закон защищает слабых.
— Его Величество...
— Вмешиваться не станут. Но я лишь хочу понять, что заставило тебя прийти сюда и лгать мне. Или ты считаешь себя умнее?
Считает, но в жизни не признается, что в общем-то разумно.
— Итак?
Догадка лежала на поверхности, но Виттару совершенно не нравилось. Он все же надеялся, что ошибся.
— Кому понадобилась Тора? — живое железо забиралось выше, обвивая предплечья, отзываясь ноющей болью в костях, готовых измениться при малейшем намеке на опасность. Виттар и вправду ходил по грани. И в данный момент испытывал огромное желание грань переступить. Просто ведь.
Есть Кагон по ту сторону стола. Белое горло. Синие вены. Пульс, который Виттар слышит, и чужой страх пьянит. В венах — кровь.
Кровь сладкая, Виттар помнит.
Должно быть, он выглядел по-настоящему жутко, если Кагон произнес:
— Атрум из рода Лунного Железа.
Высший. И что пообещал взамен? Не деньги, в деньгах Ртуть не нуждалась. Поддержку в Совете? Покровительство? Кагон расценил молчание по-своему.
— Я готов возместить вам ущерб, предоставив другую девушку... Ртуть — большой род...
И у Кагона найдется с полдюжины племянниц подходящего возраста.
— ...у вас будет выбор. Моей дочери исполнилось шестнадцать...
Даже собственную дочь? Все-таки Виттар поспешил счесть беседу не представляющей интереса. Если дело в новой любовнице, то почему Атрум не воспользовался столь чудесной возможностью выбора?
Очевидно, ему нужна была именно Тора.
Для чего?
— Вы согласны?
— Нет.
Живое железо не желало отступать. Оно слишком явно помнило азарт последней охоты.
— Если Атрум хочет получить эту женщину, пусть придет ко мне сам.
Но вряд ли он решится.
— Или бросит вызов.
Что еще менее вероятно. Атрум много сильней райгрэ Ртути, но все же слабее Виттара. И значит, попытается действовать в обход.
— Он меня уничтожит, — тихо произнес Кагон. Выглядел он жалко, но сочувствия Виттар не испытывал. Возможно, на смену Кагону придет действительно толковый райгрэ, такой, который не будет вышвыривать слабых за порог дома.
— Пожалуйся королю.
Жалоба будет, в том числе и на Виттара.
Но все законно.
И Торхилд не покинет дом.
Она стояла внизу, окруженная четверкой бывших со-родичей. И резкий пряный запах ее сказал Виттару все, что он желал знать. Дополнить картину было несложно.
Сервировочный столик опрокинут. На полу: ваза с цветами, высокий фарфоровый кофейник и четыре чашки-лилии на тонких ножках. Графин с коньяком. И белоснежные салфетки, которых, как он думал, в доме уже не осталось. Как-то очень спокойно он отметил и разбитую губу. И руки, сведенные за спиной. И острие клинка, которое упиралось в шею, и длинную царапину на этой самой шее.
И самодовольное выражение лица того, кто клинок держит.
Он так ничего и не понял. Не отшатнулся даже, когда Виттар подошел. И только в самый последний миг руку отвел, что хорошо — Виттару не хотелось бы случайно ранить свою женщину. Он забрал клинок и сжал запястье. Крепко сжал. До хруста кости.
— Ты достал оружие в моем доме, — пояснил Виттар, захватывая руку чуть выше. — Ты напал на того, кто находится под защитой этого дома.
Остальная троица попятилась. Вмешиваться не станут. И руки от оружия на всякий случай убрали. Верно говорят: гнилой райгрэ — гнилая стая.
— Ты оскорбил меня.
Третий перелом и пожалуй, хватит. Урок получился достаточно запоминающимся.
— Уходи, — Виттар повернулся к Кагону. — Ты и твои люди. Сегодня я не настроен убивать.
А ведь всерьез воспримут каждое слово. С другой стороны, репутацию поддерживать тоже надо.
Спорить не стали. Убрались. Хотя не следовало надеяться, что проблема на этом будет решена. И не Кагон беспокоил...
Зачем Лунному железу Торхилд?
Она же стояла, понурившись. Чувствовала себя виноватой? Ей и вправду не следовало бы показываться на глаза со-родичам, но кто ж знал, что Ртуть настолько осмелеет. Или это не смелость, но глупость? Решили, что Виттар с удовольствием избавиться от докуки?
Коготь с легкостью разрезал шелковый шнур, которым были спутаны запястья. На белой коже остались розовые отметины, вид которых злил не меньше, чем запах ее крови.
— Почему ты не позвала на помощь?
Хотела что-то ответить, но в последний момент прикусила губу.
— Простите, райгрэ.
Шелестящий мертвый голос. Губы синие. И круги под глазами залегли.
Кажется, Виттар знал ответ и на свой собственный вопрос: потому что не думала, что кто-то поможет. И если догадка верна, то его собственная стая заразилась гнилью.
В библиотеке Макэйо были самые разные книги. А Торе нравилось читать.
