В библиотеке Макэйо были самые разные книги. А Торе нравилось читать.
О других землях. Обычаях. Правилах.
О животных и растениях.
О камнях, ритуалах, источниках.
Об альвах. И о людях.
Книги часто ей помогали, и та, кажется, сама подвернулась под руку.
История мальчика, который был слабым и трусливым, и человеческая стая охотилась на него. Тогда мальчик, не способный защититься сам, придумал другого себя. Тот другой не знал страха. Он оказался очень хитрым... и злым. Убив всех врагов, он решил, что уходить не желает. И тогда прежнего мальчика совсем не стало.
Наверное, так правильно: выживают сильные.
Так появилась Хильда.
Она, конечно, не разговаривала с Торой, как это было в книге. И никогда не занимала разум полностью, спасая Тору от мира, но все равно помогала.
Хильда не видела кошмаров о смерти родителей. Не дрожала, заслышав шаги за дверью. И в отличие от Торы, наверное, была способна себя убить. Например, если бы ее снова позвали к Королеве.
Хильда умела слушать и запоминать. И не пряталась от Макэйо, но учила Тору вести себя так, чтобы он оставался доволен. И возможно именно благодаря Хильде, Макэйо не бросил Тору потом, когда она стала слишком взрослой для него. Макэйо завел себе новую любимицу, а Тора осталась среди редкостей. Это была спокойная жизнь, и Хильда исчезла.
Тора думала, что насовсем, но ошибалась: в этом доме она вновь стала нужна.
Хильда умеет выживать.
Она просыпается среди ночи за мгновенье до того, как в замке повернется ключ. Хильда скатывается на пол и спрячется под кровать, прижавшись к полу. Она не позволяет кричать, но молча проглотит пыль и закусывает до боли пальцы. Боль делает Хильду сильней.
Хильда знает, что те, кто приходят в комнату, лишь делают вид, будто не замечают Торхилд. Ее убежище ненадежно, но это — часть игры.
Им нужен страх.
И Тора боится.
Шагов. И скрипа двери. И тени, что ложится на порог. Запаха лимона, который перебивает все прочие запахи, и Тора при всем желании не сумеет узнать ночного гостя... впрочем, их ведь много. Иногда двое. Трое. Или даже как-то четверо, в самый первый раз, когда она еще не знала, что нужно прятаться.
Она проснулась от того, что на лицо положили подушку. Тора попробовала вывернуться, но оказалось, что руки ее и ноги держат. И кто-то шепотом отсчитывает секунды.
— Двадцать один... двадцать два...
Тора задыхалась и рвалась. А Хильда приказала успокоиться и прекратить сопротивление. Те, кто пришли, не посмеют убить, но чем больше Тора дергается, тем хуже ей будет.
И оказалась права: стоило замереть, как подушка исчезла.
— Зря ты не умерла, потаскуха, — сказали ей, наклонившись к самому уху. — Смотри. Еще раз застанем в кровати, и ты пожалеешь, что на свет родилась...
Она уже жалела.
— А вздумаешь пожаловаться, подумай, кто ты такая. Потаскухе не поверят...
Тора все равно хотела рассказать, про тех четверых, про подушку, про то, что она не спала до рассвета, глотая слезы. И про навязчивый лимонный аромат.
Но Хильда велела молчать: даже если Торе поверят, то райгрэ вряд ли захочет ссориться со стаей. Они же, не желая напрямую нарушать приказ, не причинят Торе непоправимого вреда. И надо жить на грани.
Пока.
Хильда отыщет выход.
Ей нужно осмотреться. Разобраться. Решить.
Хильда знала бы, что делать, если бы райгрэ оставил Торхилд при себе. Возможно, он передумает, и тогда положение Торы изменится. Возможно, он не передумает, и тогда Торе лучше будет уйти. Но прежде, чем уходить, она должна подготовиться.
У нее есть доступ к продуктам, оружию, пусть бы с ним и у Хильды не слишком-то ладилось, и деньгам, но сейчас красть нельзя — райгрэ не настолько доверчив и в любой момент может поднять счета.
Спешить не стоит. Время еще есть.
Тора терпит. Хильда наблюдает. Ей всегда нравилось это занятие, и ее не обманет аромат лимонов. Запахи не так уж важны: все ведь очевидно.
Ненависть рождалась на кухне, среди раскаленных плит, кастрюль и котелков, которыми управляла толстая пожилая повариха. Ей не понравилось, что Тора, пусть и не по собственной воле, но вмешалась в хозяйство, которое толстуха считала своей вотчиной. Впрочем, власть ее простиралась далеко за пределы кухни — слишком многие в доме были связаны с этой женщиной. И Хильде приходилось быть очень внимательной, чтобы увернуться от словно бы случайных подножек, чужих локтей и неслучайных злых тычков. Пару раз не получалось и Торхилд натыкалась на острый угол стола или комода, выступ каминной решетки или перила лестницы... однажды на лестнице разлили масло. И крышка старинного клавесина — у Макэйо стоял похожий, только попроще — рухнула, едва не переломав пальцы.
Хильда успела убрать руки вовремя.
И запах масла ощутила загодя. Заставила убирать... тех ли кто лил? Других ли?
Но этой ночью в Торхилд ткнули черенком от швабры. Было больно, но Хильда стиснула зубы: она помнит другую боль, настоящую, а эта... пара синяков и только.
Торе надо перетерпеть.
Уже недолго.
Хильда почти определилась с тем, как уйти из дому, что взять и куда направиться.
А противостояние обострялось. На кухне падали ножи, норовя ударить по ногам. И чан кипятка перевернулся совершенно случайно. А та ступенька на деревянной лестнице, наверняка, просто не выдержала вес Торхилд.
Хильда точно знала: в этой игре следует поддаваться, ведь постоянный проигрыш злит противника. Злость же рано или поздно заставит переступить черту, и тогда Тора пострадает.
Она и так страдала, и каждый вечер, возвращаясь к себе — комната запиралась, но замок не спасал от ночных гостей — Тора брала в руки синий флакон.
Всего несколько капель и...
Флакон отправлялся в ящик туалетного столика, а Торхилд заплетала волосы, переодевалась в ночную рубашку и ложилась в постель. Она закрывала глаза и лежала, уговаривая себя, что справится и на этот раз. Хильда сильная.
Выживет.
Но и она уставала. А усталость приводила к ошибкам, поэтому Хильда не заподозрила дурного, когда в желтой гостиной появился Аргейм и сказал:
— Пришли гости, — смотрел он поверх головы Торы, и служанки, рьяно натиравшие хрусталь и серебро, замерли в ожидании. — Подай им кофе. Займи чем-нибудь.
Тора чувствовала подвох, но Хильда потребовала спокойствия — при посторонних тронуть Тору не посмеют. Да и разве не задача Торхилд как хозяйки дома, пусть бы и названной, встречать гостей?
На кухне уже сервировали столик на колесах. И вновь разговоры смолкли.
Нет, слуги исполняли все указания Торы быстро, точно и в срок, со старанием, в котором чувствовалась издевка. Она не может пожаловаться на лень или же нарушение приказа... а остальное — слишком зыбко.
