После всего виденного мною и разговора с казаком казалось, что все это происходит во сне, а не на самом деле. Что сейчас я проснусь, и ничего этого не будет. Но я не проснулся. Мы приехали в казармы. Вечером в той стороне небо светилось красным цветом. Перед сном, лежа на кроватях, казаки перебрасывались впечатлениями дня. Кто-то, ни к кому не обращаясь конкретно, спросил:
- А чего это у церкви девчонку повесили? Совсем еще молодая. Лет пятнадцать или шестнадцать, наверное.
- А кто ее знает? - ответил другой. - Говорят, партизанка.
- Чего она могла партизанить такая?
- Я слышал во дворе, будто она у них на кухне работала, картошку чистила.
- Да, время такое.
Кто-то добавил:
- Ей бы на вечорках с парнями гулять, а тут такое дело. Теперь все порушилось. За зря люди гибнут.
Потом, кто-то громко заявил, что немцы зря ее повесили.
- Такую молодую! Раз уж решили покончить с ней, то хотя бы попробовали ее. Берите казаки, пробуй, кто хочет. Как было раньше в старину? Победителям отдавали город сразу на три дня. Гуляй братцы, город ваш. Вы победили. Теперь другие порядки. По-другому воюют. Немцы, они культурная нация. Такого, по их понятиям, нельзя допускать. Считается, что это не красиво, аморально.
- Хорошо, - горячился парень. - По-ихнему девку попробовать, это аморально. А как считать, морально или не морально, когда они целые села жгут вместе с людьми заживо!? Конечно, ты правильно говоришь. Это еще хуже. 3а такой грех и на том свете не простят.
- Но ты-то вместе с ними жег! А может быть еще больше, чем другой немец поджег!
- Этo не в счет, я человек подневольный, я ихний пленник. Что мне говорят, то я и делаю.
- Это верно говоришь. Только немецкие солдаты тоже воюют не по своей воле. Что им прикажет начальство, то они и исполняют. Не выполнишь приказ, пеняй на себя. Трибунал, а то еще хуже.
Спорщики ни до чего не договорились. Спор зашел в тупик. Конец его закруглил молодой казак словами:
- А все-таки не правильно. Ведь за зря столько девок пропало.
Казакам спорить надоело, и они уснули, каждый при своем мнении. Для меня такой разговор казаков был не первый, но под впечатлением дня, я долго не мог заснуть. Думал, что если немцы наши враги, то кто же тогда казаки? Считаются русскими, а их действия и мысли хуже, чем у официальных врагов России. Они же не люди. А может быть они и есть самые разрусские люди. Про таких людей иногда приходилось читать в страшных сказках для детей и книгах про войну.
Повышенная девчонка висела на площади с неделю, это чтобы другим было неповадно. Метрах в тридцати от виселицы на постаменте возвышалась черная фашистская свастика, символ нового порядка. Почти ежедневно небольшие группы казаков верхом на конях несли патрульную службу вокруг райцентра. Иногда они привозили каких-то людей, сажали в подвал. Офицеры их допрашивали, потом расстреливали. Говорили, что они партизаны. Мне много раз приходилось видеть пойманных людей. Некоторые даже чем-то запоминались. Однажды во двор привели юношу лет восемнадцати. Был он сильно худым и одет в сильно поношенную одежду. За плечами висел вещмешок и еще круглый советский солдатский закопченный котелок. Может быть, его и отпустили бы, но придрались к котелку. Котелок был сильно закоптелым и от него пахло дымом, это сочли за вещественное доказательство принадлежности к партизанам и парнишку расстреляли. Казаки твердо уверяли, что если от кого сильно пахнет свежим дымом, то это обязательно пришел от партизан. Партизаны часто сидят вокруг костров и все пропахли дымом.
Этот случай с парнишкой сильно походил на мой, когда меня задержали полицаи. Они мою фуражку и рубашку на мне усиленно обнюхивали. Тогда некоторые тоже говорили, что от меня пахнет дымом. Наверное, спасло меня то, что у меня не было закопченного котелка, а на допросе с немцем заговорил по-немецки. Меня это спасло. Многие растерялись, приняв меня за кого-то, тем более, что немец-офицер мне слегка покровительствовал. Расстреляли парнишку возле села, на краю картофельного поля. Ему дали лопату. Он сам себе выкопал неглубокую яму. В него выстрелили, но могилу почему-то не закопали, наверное, было лень. Умер он не сразу, когда никого не было, он сумел вылезти из ямы, прошел несколько шагов и умер. Рядом валялся его злополучный котелок. В наших с ним случаях задержания было много похожего. Внешне мы тоже чем-то походили. Мы были равны по возрасту, у нас похожий внешний вид. Одинаковые обстоятельства задержания. Только судьбы сложилась по-разному. В душе я признал его себе близким, потому и пошел посмотреть на его могилу. Расстреливал его казак какой-то кавказской национальности. Видно у каждого есть своя судьба. Потом еще много людей сажали в этот погреб. Кто туда попадал, у всех был один конец. Смерть. Судов тогда не существовало. Судьей был немецкий офицер, а приговоров было два. Либо смерть, либо отпустят. Третьего не существовало. Все посаженные в подвал хотели жить, никто не хотел умирать. Наверное, потому все держались одинаково. Слова говорили разные, но смысл их был один: 'Не отнимайте мою жизнь. До конца дней своих буду за вас молить бога. Не губите невинную душу. Не делайте малых детей сиротами'.
Дверь в подвал была подолгу открыта. За дверью в подвале, на ступеньках сидели задержание, а с этой стороны стояли казаки и разговаривали с ними. Мольбу о пощаде слушали все, как должное, но все молчали. Судьбу задержанных решали не казаки, а офицеры. Под конец задержанные как бы смирялись со своей судьбой. Видя, что ничего не изменишь просьбами, они больше ничего не просили и молча ждали развязки. Редко кто за свою жизнь боролся активно. Однажды в подвал посадили средних лет женщину. Никто не знал, за что ее посадили, никто ей не интересовался. Подвал закрыли и охрану не выставили. Сочли, что слишком большая честь для бабы. Ночью она пальцами расковыряла кирпичную стенку и убежала. Никто ее не искал, никто ей не интересовался. Казаки, узнав о побеге, смеялись. Говорили, вот это баба, не каждый мужик такое сможет. К обеду уже никто не помнил о ее побеге, но за казацкими конюшнями, вдоль речки, шел молодой парень, полицейский. Беглянка пряталась где-то под обрывом. Увидев рядом полицейского, она перепугалась, выбежала из своего убежища и побежала в сторону болота. Там росла густая трава и камыши. Полицейский стал стрелять. На шум сбежались казаки. Некоторые сели на коней и погнались вдогонку. Видя, что далеко убежать не удастся, женщина забежала в болото и спряталась в камышах, да так здорово, что казаки никак не могли ее найти. Некоторые, даже поехали домой. Все это происходило метрах в трехстах или немного подальше и все это мне было хорошо видно. Потом произошло что-то необъяснимое. Женщина выбежала из своего убежища в болоте и побежала по полю. Разумеется, ее сразу же и поймали. Женщину привели во двор, привязали веревками к телеграфному столбу и били. Связанную женщину били руками, ногами, плевали ей в лицо, обзывали самыми нецензурными словами. Здоровые и сильные русские казаки издевались над слабой, перепуганной и связанной русской женщиной. В жизни случается всякое. Но чтобы русский мужчина избивал в угоду немцам свою же русскую женщину, то это такой факт, над которым следовало бы россиянам позаниматься. Когда мимо проходящим немцам показывали на привязанную женщину, показывая, как они ее бьют, те, уяснив, в чем дело, что-то бормотали про себя, потом махнув рукой или сделав одобрительный жест, быстренько уходили прочь. Немец как воин, как солдат, считался дисциплинированным, в этом случае он мог выполнить разные приказы. Но как человек, он протестовал, и между подобными дикостями и собой энергично проводил границу
