А сейчас пришел бард. Пришел, как и полагается честным людям, солнечным днем, даром, что еще вчера лило, как из ведра. Едва ли не с порога попросил обед (в своей обиде путники проигнорировали не только друг друга, но и завтрак), оглушительно чихнул в скомканный платок и расчехлил лютню — чтоб народ увидел и не спешил расходиться, и заглянул вечером. Следом вошла высокая девушка, судя по коротким волосам, выправке, одежде и оружию, наемница. «Развелось, — подумалось хозяину. — И что за счастье для девки?» Была в Зареге одна девчонка, в тринадцать без родителей осталась, убегла квирры знают куда, потом вернулась, лет через десять, при оружии, а взгляд такой, что в дрожь бросает, и ухмылка ледяная…
Йелсу спохватился, сам подошел к столу, который облюбовали менестрель с… подругой, что ль?.. принес квас, хлеб, тарелки с домашним сыром, квашеной капустой и солеными грибами, крикнув на кухню, чтоб разогревали суп. Ничего не пожалел, вот как! Тем более что вечерочком, судя по всему, в родимую «Зорюшку» пожалует много народу — если бард остановится.
— Спасибо, — поблагодарили в один голос путники, а парень поспешил договориться насчет двух комнат.
— Мы на ночь пока что, а потом поглядим, как получится…
— Комнаты есть свободные, звать меня Йелсу. А ваши имена как будут, гости? — спросил Йелсу, прикидывая, не мог ли он видеть барда раньше.
— Риннолк из Шермеля, — отчеканила девушка. Ну как есть — пограничница бывшая…
— Кайса, — ответил менестрель. — Элле-Мир.
— Спящий Зимой? — припомнил трактирщик. — Слыха-а-ал…
— Надеюсь, хорошее, — забавный парень, старается на собеседника смотреть, а все в тарелку упирается. Да и сам он умен, Йелсу! Еду поставил, и вздумал болтать!
— Там еще расстегайчики на кухне оставались, — неуверенно пробормотал Йелсу. — Ты ешь, а то на голодный желудок поется плохо.
Вот в этом они с менестрелем были совершенно солидарны. И даже с хмурой девкой.
А тот, появившийся почти месяц назад, сидел в другом конце зала и украдкой посматривал на новопришедших.
Риннолк старалась не озираться, но ничего не получалось. В конце концов она встала, чтобы снять надоевший колет. На самом деле тот можно было легко стащить, не поднимаясь с места, но девушке было нужно передвинуть стул.
— К чему такие ухищрения? — негромко поинтересовался Кайса, разливая по кружкам квас.
— Просто люблю сидеть спиной к стене, чтобы видеть весь зал.
— Ну да, — покладисто согласился бард. — Конечно, как я сам об этом не подумал…
— На самом деле, это так. Но здесь еще… — Риннолк понизила голос. — Тревога, в общем. Муторно как-то.
Кайса с сомнением посмотрел на свою спутницу. Как-то странно было слышать от нее о непонятных предчувствиях.
— Когда нас готовилась сцапать банда Энро, ты что-то не страдала приступами ясновидения.
— Во-первых, я не предсказываю, а во-вторых, тогда нам, по сути, не грозила опасность.
— А сейчас грозит?
— Я не знаю! — разозлилась Риннолк. — Вообще считай, что я ничего не говорила.
— Хорошо-хорошо, — сам бард никакой опасности не чувствовал, но вот то, что обычно сдержанная и холодная девушка сейчас едва ли не локти грызет от беспокойства, начинало настораживать. — Примем к сведению, но не более, договорились?
— Да… — наемница потерла лоб и поморщилась:
— Я ведь не схожу с ума?
Вопрос требовал долгих раздумий и взвешивания всех факторов «за» и «против», поэтому Кайса несколько замедлился с ответом. Подскочившая служанка, радостно улыбаясь, поставила перед гостями миски с супом и, едва отвернувшись и сделав шаг, рухнула на пол. Доски скрипнули, стол чуть подпрыгнул, суп плеснул за края тарелок.
— Ильгеда, растяпа! — рыкнул хозяин таверны, подбегая с тряпкой в руке.
— Ничего страшного, — пробормотала Риннолк.
— Да ведь не в первый раз, добрая госпожа, — фыркнул мужичок, поднимая тарелки и протирая стол.
— И я вам не в первый раз говорю — хлипкий пол слишком, тут не то что падать, ходить страшно! — отозвалась служанка не очень почтительно. — Того и гляди, развалится «Зорюшка»…
— Я тебе дам «развалится», ты ж первой на помойке окажешься!
Подавальщица украдкой показала хозяину язык и убежала на кухню. Йелсу, извинившись, поплелся за ней.
— Мы сходим с ума вместе, — немного помолчав, сообщил Кайса торжественно.
Риннолк отчетливо скрипнула зубами.
— Что не так?
— Предчувствие, — бард покрутил головой.
— То есть я тут сидеть спокойно не могу, — медленно и тихо проговорила наемница, — а ты вдруг видишь что-то эдакое, мне абсолютно непонятное, и в один момент решаешь, что да, таки что-то подозрительное происходит?..
— Ну, почти так… Риннолк, давай есть, у нас еще дело.
— И Змей, — совсем помрачнела девушка.
— И Змей, — бард склонил голову набок, словно что-то прикидывая в уме или вспоминая, но быстро опомнился и потянулся к хлебу.
— Ри, — тихонько позвал Кайса, присаживаясь за стол и осторожно зачехляя лютню.
Риннолк вздрогнула и открыла глаза.
— Какие сны? — поинтересовался бард.
Выступление прошло на удивление волшебно. Лица хмурых посетителей разглаживались, появлялись улыбки, стал слышен смех… Кайса забылся, стараясь сыграть как можно чище, а спеть как можно душевнее. Придумывал строчки и тут же складывал в песни, и сразу играл, и чувствовал себя счастливым оттого, что его хвалили и просили спеть еще…
— Так что тебе снилось? — снова спросил Элле-Мир. — Хотя давай угадаю… Что-то невероятно замечательное, иначе бы ты не улыбалась во сне.
Приятные сны приходили к Риннолк настолько редко, что их она, как правило, помнила. Хотя бы смутно, в общих чертах.
— Это было что-то такое радужное, полевое, с запахом свободы и веселья, так?
Вместо ответа наемница прикрыла глаза рукой. Если этот бард может копаться в чужих снах, то лучше и легче будет его придушить.
— Откуда. Ты. Это. Знаешь, — проговорила девушка, с трудом пытаясь сохранить спокойствие.
Кайса довольно усмехнулся:
— Да не беспокойся. Я уверен, что у всех здесь именно такое настроение было. Это сейчас все разойдутся по домам, лягут спать — и будут наблюдать привычные кошмары. Так что тебе, в общем, повезло.
— Я не понимаю, — раздраженно отозвалась Риннолк. — Ты что, такого высокого мнения о своих песнях? Или о чем ты вообще говоришь?
— О Змее, конечно!
Девушка поразмыслила немного и прямо спросила:
— Ты пьян? В смысле, очень сильно пьян, так?
