Назад пути нет. Остается бежать от смерти за спиной, точнее, ползти, цепляясь за все, что можно, сопротивляться ураганному ветру, засасывающему в клубящуюся мглу. И поднимать голову, осматриваться, намечая свободное от тьмы пространство. Но высовывться лишь чуть-чуть, потому что ветер слизывает все, что плохо лежит, несет по воздуху со скоростью, лишь немногим меньшей, чем скорость стрелы. Над головой проносятся осколки, оторванные конечности чудовищ, в том числе когтистые и ядовитые, обломки какого-то странного оружия. Во время краткой передышки меж двумя вмерзшими в лед тушами ветер чуть слабеет, и рядом с головой Базиля втыкается в шлак короткий и широкий, грубо, но прочно откованный клинок. Базиль с усилием выдергивает его, осматривает — и изумленно присвистывает.
— Что такое, любимый? — тут же любопытствует Айша. — Меч как меч…
— Не скажи, — отвечает муж. — Такие со времен Старого Ствангара не делают. Ни в Империи, ни в Марлинне, ни, тем паче, в Семиградье. Это ж древность-то какая… А что тут за письмена выбиты? — водит он пальцем по рунам на клинке. — Дед показывал письмена разных народов, у него была коллекция манускриптов, один был даже из Аркота. Нет, я таких не видел.
— Да какое нам дело, кто что на мече накорябал? — поражается Айша. — Может, обматерили кого, как наместника в Марддаре на заборе. Помнишь, ты мне читал? Выбраться бы из этого дерьма…
— А такое, — думает вслух Базиль. — Нужно понять, кто еще в деле, кроме магов. Если не ошибаюсь, мы столкнемся с чем-то давно забытым.
— Разве придурки, вооруженные этой древностью, опаснее магов? — фыркает девчонка. Если удастся выкрутиться, надо научить ее разговаривать по-светски, а не как дитя припортовых улочек…
— Но не хотелось бы столкнуться с полком вражеских солдат: они не будут разбираться, кто свой, кто чужой… Меч возьмем с собой: покажем Тетрику, может, он что сообразит. Все, ползем.
Двигаться все труднее. Два протуберанца тьмы тянутся, насколько хватает глаз. Образованный ими коридор извивается змеей, то сужается, то чуть расширялся, вдали стены тьмы почти смыкаются, оставляя лишь крошечный просвет. Земля за спиной исчезает под напором раздувающегося «плевка». И бьет в лицо неистовый ледяной ветер, всасываемый голодной мглой.
— Они сходятся, Баз, — указывает Айша на одну из рек клубящейся мглы.
— С чего ты взяла?
— Осмотрись, и увидишь, — отвечает жена.
Базиль приподнимается, подставляя лицо жгуче-ледяному ветру. Сзади, шагов за сто от них, земли уже нет. Только мерно движущаяся по их следам мгла. Завывает ветер, обтекая мертвые туши, совсем как в скалах (иные могут поспорить со скалами и размерами, и броней на спине). Вздымается до небес стена абсолютного мрака и с боков, неумолимо сужая оставшийся впереди коридор. Он сужается слишком быстро, чтобы двое успели проползти в узкую горловину.
— Бегом! — кричит Базиль, вскакивая и хватая жену за руку. Лицо сечет ледяной шквал, перехватывает дыхание, Базиль не слышит собственный голос. Хорошо хоть уже не сбивает с ног. Но Айша соображает. Вскакивает, мчится следом…
Бегом это, конечно, не назовешь. Скорее, безумное петляние между огромными и мелкими тушами, руки прикрывают лицо от свирепого, кидающегося всяким хламом ветра. Иногда один или другая, или оба разом, падают, оскальзываясь на замерзшей крови и внутренностях, больно бьются о закаменевшие от холода туши. Но тут же вскакивают и летят дальше, помечая путь каплями крови из исцарапанных ладоней. Хорошо бы, конечно, их перевязать, но лишь когда голодный мрак останется позади.
Мелькают мертвые туши, скользит под ногами замерзшая кровь, иногда хрустит оставшийся незапятнанным шлак. А в лицо бьет, тащит назад, норовя сбить с ног, неистовый ветер, достойный зимнего шторма где-нибудь в Контаре, свистят над головой обломки и просто мусор. Они летят туда же, куда и ветер — на поживу жадной, непроглядной мгле, раздувающейся, как заглотивший добычу кханнамский удав. Нет времени перевести дух, утереть катящийся по лицу пот, унять бешеное биение сердца, даже перевязать обрывком одежды пульсирующие болью ладони.
Безумный бег кончается так же внезапно, как начался. Базиль выскакивает из-за очередной туши… и замирает, будто налетев на стену. В спину врезается ничего не подозревающая Айша.
— Ты чего? — спрашивает жена.
— Видишь?
— Ой, Баз, оно идет к нам!
— Придется идти назад.
— Но там же…
— Знаю. Если будем на середине, до нас эта гадость доберется позднее. Нужно искать центр. Знаешь, что это такое?
— Ты уже не раз просвещал. Но отсрочка всего на чуть-чуть…
— И все-таки хоть что-то. Знала бы ты, скольким не хватило этого «чуть-чуть»… Если бы «Бекинна» продержалась на четверть часа подольше, Раймон остался бы жив.
Мало радости возвращаться по своим следам, если это не путь домой. А когда и спереди, и с боков надвигается жадное Ничто, торопясь поглотить окруженный, обреченный островок, повода для радости тем более нет. Все-таки они еще на что-то надеются: Базиль помогает Айше взобраться на колоссальную тушу, покрытую могучим панцырем, из него торчат огромные костяные шипы. Если за них держаться, можно не опасаться, что ветер сбросит вниз, хотя, конечно, все равно приятного мало.
Островок не занятой мраком земли сокращается с каждой секундой, тает, как брошенная в кипяток льдина. Его пытаются рассечь вклинивающиеся струи мрака, одна из них отделяет краешек «островка». Вначале небольшой кусочек «суши» словно задергивает полупрозрачная черная вуаль, она на глазах наливается чернотой. Несколько мгновений (Базиль насчитал три вдоха) — и мрак становится непроницаемым, кусочек земли скрывается от глаз. Их собственный «остров» пока держится, но лишь оттого, что он куда больше. Клубящаяся мгла подбирается все ближе, охватывая мертвую тушу со всех сторон и уже касаясь могучих лап. Ей все равно, что жрать — туши, смерзшуюся кровь, даже просто хрусткий, безжизненный шлак.
— Базиль, а я ведь виновата перед тобой, — произносит вдруг Айша.
— В чем?
— Когда-то я думала, что такие, как Бонары и прочие толстосумы не должны править в Эрхавене, — смущенно отвечает жена. — Что Элрик готов выдоить город до капли, лишь бы скопить еще сундук с золотом. Даже песенку сочинила, мы ее с Тетриком распевали.
Айша оглядывается. Мгла ползет вперед, но как-то неохотно, будто уже наелась, доедает островок земли через силу. «Времени должно хватить». Базиль думает о другом: «Тьма уже в пяти копьях… Неужели не поцелуешь и не обнимешь на прощание?»
С тех пор прошло уж много лет,
О ком расскажем мы, стал сед,
Но если спросишь, этот дед
У нас в стране прославлен.
Он золото всегда любил,
Но сколько б денег не добыл,
Не мог умерить он свой пыл…
Не знал таких Эрхавен.
Базиль чешет затылок. Вот так и бывает — проживешь с женой год, и только тогда поймешь, что совсем ее не знал. Дед еще рассказывал, что стража так и не доискалась, кто придумал похабную песенку, но обещал за поимку смутьяна тысячу золотом, а ему самому вырезать язык. А пасквиль, оказывается, запустили Айша и Тетрик! Век живи — век учись. Жаль, что узнаешь правду порой безнадежно поздно…
