Ее взгляд упал на клавикорды. Селена любила музыку. Ей нравилась власть звуков, способных разрушать и исцелять, делать достижимым недосягаемое и наполнять героизмом обыденность.
Осторожно, словно клавикорды были спящим человеком, которого она боялась разбудить, Селена подошла к громоздкому инструменту. Выдвинула деревянную скамейку. Та противно заскрипела по полу, и Селена поморщилась. Потом она подняла тяжелую крышку, села, поставила ноги на педали и слегка нажала обе. Инструмент был достаточно старым; его клавиши цвета слоновой кости успела тронуть желтизна, а черные клавиши напоминали дырки между зубами.
Когда-то она хорошо играла. Возможно, даже очень хорошо. При каждой их встрече Аробинн всегда заставлял ее играть.
Интересно, он уже знает, что ее увезли из соляных копей в Рафтхол? Если да, попытается ли он ее освободить? Селене до сих пор было страшно допускать мысли о возможном предателе. Тогда вокруг было столько зыбкого и неясного. Через две недели после гибели Саэма она потеряла свободу и частицу себя самой.
Саэм. Как бы он отнесся к ее пленению? Будь Саэм жив, он бы вызволил ее из королевской тюрьмы раньше, чем королю доложили бы о поимке опасной преступницы. Но Саэм, как и она, стал жертвой предательства. Мысль о том, что Саэма больше нет, порою ударяла ее наотмашь, перекрывая дыхание.
Селена осторожно тронула басовую клавишу, но звук получился резким, дерганым, полным гнева и боли. Тогда все так же осторожно она попробовала наиграть на высоких нотах простенькую мелодию. Из углов откликнулось эхо, принесшее с собой обрывки воспоминаний. В комнате было настолько тихо, что музыка казалась неуместной.
Потом она заиграла другую мелодию, почти целиком состоявшую из полутонов. Это был ее давний этюд на беглость пальцев, который так и назывался: «Черные клавиши». Селена вспомнила, как изводила им Аробинна, пока тот не рявкал: «Ты можешь сыграть что-нибудь другое?» Этюд она помнила, а вот прежней беглости пальцев не было. В двух местах она сбилась, с досады вдавила педаль и сняла руки с клавиш.
Но музыка не отпускала, и тогда Селена заиграла совсем другое, где уже не было бесшабашной веселости «Черных клавиш». Первые аккорды были скованными, но Селена продолжала играть, и руки двигались все увереннее. Печальная, даже скорбная мелодия, но ее звуки делали с душой Селены то же, что с телом — горячая вода и мыло. Удивительно, что ее пальцы не разучились перебегать между белыми и черными клавишами, что после месяцев тьмы и рабства музыка по-прежнему жила и дышала в ней. И где-то среди высоких и низких, быстрых и протяжных звуков был Саэм. Селена играла вещь за вещью, доверяя музыке неизъяснимое, открывая старые раны. Она играла, и звуки были ее спасением и прощением.
Дорин замер в дверях, боясь пошевелиться. Селена сидела к нему спиной и даже не подозревала о его появлении. Она продолжала играть. Принц не знал, когда же она его заметит. Наверное, когда смолкнет последний аккорд. Но Селена играла так упоенно, что музицирование могло затянуться до ночи. Против этого Дорин не возражал. Он был готов слушать ее часами. Направляясь сюда, он просто хотел выполнить данное обещание и, честно говоря, ошеломить этим Селену. Но вместо опасной убийцы, поглощенной замыслами побега (Дорину казалось, что она продолжает мечтать об этом), он увидел девушку, поверяющую свои секреты струнам клавикордов.
При всем чутье ассасина Селена обнаружила присутствие Дорина, только когда он уселся рядом с нею на скамью.
— Ты прекрасно иг…
Ее пальцы запнулись и проехались по клавишам, заставив инструмент страдать от громких диссонансных нот. Селена вскочила и бросилась к стойке с бильярдными киями. И только тогда она увидела, кто посмел вторгнуться в ее покои. Дорин мог поклясться, что ее глаза мокры от слез.
— Что вы здесь делаете? — хрипло спросила она.
Принц мысленно усмехнулся. Похоже, любого другого незваного гостя ждало бы угощение бильярдным кием.
— Я пришел один, без Шаола, — улыбнувшись, сообщил принц. — Так что можешь не волноваться. И конечно, прошу меня извинить за прерванное музицирование.
К его удивлению, щеки Селены покраснели. Слишком уж человеческая эмоция для самой знаменитой убийцы Адарлана, о хладнокровии которой ходили легенды. Его приход ошеломил Селену, но это почему-то не обрадовало Дорина.
— Ты так замечательно играла, что я не сразу решился тебя потревожить.
— Благодарю за комплимент, — сухо отозвалась Селена.
Она направилась к стулу. Принц загородил ей путь. Слухи представляли Адарланского ассасина чуть ли не великаншей. А тут — юная девушка среднего роста, но с очень привлекательной фигурой. Принц с удовольствием отметил, что за это время у Селены появились свойственные женщине округлости.
— Что вы здесь делаете? — без всякой учтивости повторила вопрос Селена.
Дорин озорно улыбнулся.
— Мы же условились встретиться вечером у тебя. Никак забыла?
— Я думала, вы пошутили.
— Я наследный принц Адарлана, — напомнил Дорин, опускаясь на стул возле камина. — Шутить меня отучили еще в детстве.
— А вам позволено здесь находиться?
— Что? Позволено? Мне? Это же мой замок, и в нем я могу делать все, что мне заблагорассудится.
— Но вы не забыли, кто я?
Даже если бы она сейчас схватила кий и всадила ему в грудь, Дорин все равно бы не испугался.
— Судя по твоей игре, ты умеешь не только быстро и хладнокровно убивать.
— Как это понимать?
— А так, — ответил принц, стараясь не затеряться в ее странных, притягивающих глазах. — Из тебя сделали убийцу. Ассасину душа не нужна. Душа только мешает убивать. Но, судя по твоей музыке, душу отобрать у тебя не сумели. И ты не просто безжалостная исполнительница заказов на убийства.
— Разумеется, у меня есть душа. Она есть у всех.
Щеки Селены оставались красными. Неужели его внезапное появление так на нее подействовало? Принц подавил улыбку.
— Забыл спросить: как тебе понравились те книги?
— Очень интересные, — тихо ответила она. — Я получила большое удовольствие.
— Рад слышать.
Их глаза встретились. Селена отошла подальше от его стула.
«Можно подумать, что ассасин здесь не она, а я!» — мысленно усмехнулся принц.
— А как твои дела в зале? Готовишься? Никто из претендентов тебя не обижает?
— Дела мои идут великолепно, — ответила Селена, но уголки ее рта опустились. — Точнее, шли. После сегодняшнего события сомневаюсь, чтобы кому-то захотелось усложнять себе жизнь.
Дорин мгновенно сообразил: она говорила об убитом беглеце. Точнее, о том, кто лишь попытался стать беглецом.
— Это Шаол приказал убить Савена? — спросила Селена, покусывая нижнюю губу.
— Нет. Это был приказ моего отца — немедленно стрелять по каждому из вас, кто попытается бежать. Сомневаюсь, что Шаол вообще отдал бы такой приказ, — добавил принц, сам не зная, зачем это делает.
Его слова немного ее успокоили. Пугающая неподвижность ее взгляда стала исчезать. Селена молчала. Тогда принц с наигранной небрежностью спросил:
— А как тебе Шаол в качестве партнера по состязаниям?
Вопрос было совершенно невинный. Селена неопределенно пожала плечами. Этот жест мог означать что угодно.
— Меня устраивает, — сказала она. — Думаю, Шаол меня малость ненавидит, но в его положении это неудивительно.
— А почему ты думаешь, будто он тебя ненавидит? — спросил Дорин.
Странно, но внутренне он соглашался с ее словами.
— Потому что я — ассасин, а он — капитан королевской гвардии и должен унижаться, возясь с претенденткой на титул защитника его величества.
— А ты хотела бы, чтобы все было наоборот?
Дорин вяло улыбнулся. Вопрос получился не таким уж невинным.
Селена приблизилась на пару шагов, и у принца заколотилось сердце.
— Кому хочется быть предметом ненависти? Впрочем, я лучше предпочту быть ненавидимой, чем невидимой, — произнесла она слова, сложившиеся в странный каламбур. — Но особой разницы нет.
— Тебе одиноко? — спросил Дорин и почти сразу пожалел о своем вопросе.
— Одиноко? — переспросила Селена.
Только теперь она решилась усесться, и то на стул, что находился подальше от принца. Дорин боролся с желанием подойти ближе и прикоснуться к ее волосам. Неужели они действительно такие шелковистые, как кажется?
— Нет, ваше высочество. Мне не одиноко. Я вполне умею себя занимать, особенно если у меня достаточно книг.
Дорин смотрел на пламя в камине, стараясь не думать о жутком месте, именуемом Эндовьер. Он представил, какое пронзительное одиночество испытывала Селена там, где не было не только книг, но и многого другого, без чего человеческая жизнь опускается до уровня скотского существования.
— И все же я сомневаюсь, чтобы тебе постоянно хватало общества себя самой.
