— Я на одну секундочку, — сказала я. — Спросить, привели ли ваши люди этого Клая с его хромой ногой.
— Ах да! — вспомнил Броук и приказал своему человеку меня проводить.
В ту самую приёмную, откуда уже забрали наших юных некромантов.
* * *
Клай там сидел, сгорбившись и опустив руки, в том самом кресле у окна, где был Райнор. И вскочил, когда я вошла: неуклюже, и на лицо будто тень легла от боли. Одет бедненько, но чистенько, а причёсывался, похоже, с неделю назад: лохмы дыбом.
Он был намного старше наших маленьких некромантов и намного, намного хуже выглядел — и взгляд у него казался затравленным. И Дар он как-то зажал в себя, спрятал: я почти не чувствовала резонанса, только блик какой-то, отсвет.
— Леди? — и Тяпку увидел.
Глаза у него расширились, и рот приоткрылся.
— Тяпа, — сказала я, — познакомься с дядей, дай дяде «здрасьте».
И моя собака готовно подбежала, виляя хвостом, уселась напротив и протянула лапу.
Клай лапу взял, погладил и стал рассматривать. Здорово сделано, конечно: там сложная система рычажков и подшипников, чтоб собачья лапа верно сгибалась — бронза и косточки в одной системе.
Клай стал рассматривать, как крепятся пальцы с бронзовыми коготками, а Тяпке, наверное, стало щекотно, и лапу она отняла.
— Какое диво… — сказал Клай мне, а Тяпку стал гладить по голове — и она подсунулась поближе. — Невозможное диво, леди.
Тяпка тянулась и блаженствовала — а Клай отпустил себя, Дар отпустил. Чтоб моя собака грелась — ну и она, конечно, грелась от души. Даже подставила ему шею около уха — почесать.
А Клай посмотрел на меня. Красивые глаза: бледно-серые, почти без цвета, октябрьский лёд. Взгляд грустный.
— Понравилась собака? — спросила я.
— Я же почти ничего не могу, леди, — ляпнул он невпопад. — Я же жил, как мышь под веником… чтоб лишний раз не дёрнуться… чтоб не… — и закашлялся.
— Чтоб не убить кого-нибудь случайно? — спросила я. — Сильно хотелось?
Вот тут-то в нём и полыхнуло! Я ему словами в Дар плеснула, как керосином — на еле тлеющие угли: жар изнутри высветил и глаза, и щёки, и спину выпрямил. Красиво, на самом деле.
Клай попытался его уложить, но не вышло — и он резанул правду-матку:
— Сильно, да, леди! Если я нужен за этим — так я просто идеальная кандидатура! Я могу — и нигде не дрогнет. Я десять лет пытаюсь не убить свою мать! А ещё года три — её мужа. Здорово, да? Какая выдержка, ха-ха! Законопослушный трус…
Я слушала и любовалась. Нечасто увидишь, как кто-то превращается из слизняка в бойца: так красиво, что прелесть просто.
— А ты умеешь убивать? — спросила я. — Или так только, если проклясть сгоряча?
— До вас мне далеко, — сказал Клай. — Не могу себе представить, как можно было сделать такую собачку. Это какие-то высшие ступени, да?
Тяпка только виляла хвостом — и мне тоже польстило. Но я ему не дала свернуть с темы:
— Я тебя не про собачку спрашивала, а про твои возможности.
Он пожал плечами:
— Убивать — просто. Если кого-то ненавидишь, то не убить труднее, чем убить… ну и ещё я нашёл у букиниста ерундовую книжку… не гримуар, а так… переписанный лет семьдесят назад и изданный кусок гримуара. С издательским предисловием в духе: посмотрите, любезные обыватели, какими омерзительными вещами занимаются эти холуи тьмы…
— Ничего себе! — удивилась я. — И такое бывает?
Клай снова пожал плечами:
— Во времена Благочестивого Илара — бывало. Тогда в проповедях прямо призывали к кострам, а книжек о том, что зло не дремлет, было просто валом. Вы же знаете: в нашем благочестивом Прибережье когда-то правил натуральный чернокнижник… наверное, капелька проклятой крови в роду государей, если она там чудом осталась, ужасно беспокоит Святой Орден — вот то и дело и случаются чистки. То в самом Святом Ордене, то среди обычных мещан… охота на ведьм. Призрак Церла им покоя не даёт…
— Ты хорошо знаешь историю…
— Интересовался, — Клай завёлся, начал говорить живее. — Денег мне всегда не хватало, но я иногда крал пиво для букиниста. И рылся в его коробках со всяким старьём… Знаете, леди, там иногда можно найти что-нибудь совершенно удивительное. У меня, например, жизнеописание Магдалы Прибережной есть, представляете? Междугорцы в своё время издали, к нам попало, я думаю, обходными путями. Историю эту запрещали даже во времена Илара, а потом просто как-то упустили из виду, вот книжка и уцелела… история-то страшненькая, леди, если вдуматься. Но, Господи, леди, какая красивая история!
— Погоди ты, — я даже головой потрясла. Я не так уж хорошо знала историю, а что за государыня Магдала Прибережная, как-то не сразу сообразила. — Это та Магдала, которая хотела сбежать с Некромантом?
Единственная Магдала, которую я вспомнила: Валор когда-то рассказывал.
— Да, — сказал Клай. — Это была последняя принцесса Прибережья, которую выдали замуж в Перелесье: о таких браках больше вообще никогда не заговаривали. Считается, что с тех пор начался раскол между королевскими домами Путеводной Звезды и Парящей Птицы, но это неправда. На самом деле государи Перелесья издавна считали, что Прибережье — их земля.
— С чего бы? — фыркнула я.
— Ну, леди… надо смотреть с самого начала тогда, — сказал Клай. — У вас время есть?
Не было у меня времени — во всяком случае, не слишком много его было: за окнами уже сгущались сумерки. Но я плохо знала историю, она меня как-то не занимала, а Клай знал хорошо — и мне вдруг пришло в голову, что всё это может мне неожиданно понадобиться.
Что из-за своего невежества я могу пропустить что-то важное в разговоре, да и вообще… Я решила, что расспрошу и Валора, и адмирала, если только удастся разговорить его на эту тему, — вообще-то это вампирам полагалось бы учить некромантов истории! Но почему бы не начать с Клая?
— Если сумеешь покороче, время есть, — сказала я.
— Покороче, наверное, не получится, — сказал Клай. — Надо залезать в совсем уж седую древность. Когда была Битва Богов, потом Великий Раскол — когда появился нерукотворный образ в храме Сердца Мира и Святой Розы, который выстроил тогдашний благой король Лугоземья… а потом Лугоземье стало Святой Землёй…
— Тогда вправду, что ли, была эпоха благих королей? — спросила я.
Честно говоря, не верилось ни на грош.
— Если верить летописям, благие встречались, — сказал Клай. — И до сих пор встречаются иногда. Эральд Странник, между прочим, был благой. И вполне правил.
— Это же недавно, — сказала я. — Лет сто назад, не больше?
— Восемьдесят.
— Ладно, не важно. Лугоземье стало Святой Землёй — и?
Клай мечтательно вздохнул.
— Вы ж понимаете, леди: и мир был юным, и то, что потом стало королевствами, было… ну так… клочками земли, где жили довольно-таки варварские племена. В Лугоземье — в Святой Земле то бишь — на перекрёстке всех дорог, в Сердце Мира, всегда было самое благое место. Считается, что язык Северо-Запада, более или менее общий для всех, кто верует в Творца, тоже пошёл из Святой Земли… но это неточно. Главное — Творец дал знак, ну и окрестные владыки немедленно принялись решать, кому владеть и знаком, и землями, и Божьей милостью… В Союз Света сначала входили Святая Земля, Златолесье и Перелесье — в общем, все обитатели великих лесов и равнин на западе от нас.
— А Междугорье и мы?
— Междугорцы опоздали к знамению, — сказал Клай. — Северные варвары, всё такое… К ним послали гонцов, когда с благодатью уже всё определилось, и сейчас считается, что Междугорье тогда осталось без благодати. И междугорские государи решили, что будут справляться своими силами, хотя все, в общем, ждали, что они придут признавать Союз Света и власть нового Иерарха Святого Ордена. Не пришли. У них там Иерарх Междугорский — и власть церкви Святой Земли они не слишком-то признают даже сейчас, когда считается, что Святой Орден везде един. Само собой, принято считать, что Междугорье — не самое благое место на Северо-Западе.
