К'арлинд поднял его и бросил Анне.
- Сейчас сделаем то же самое, но я сосчитаю до трех чуть быстрее. Совсем немного. Готов?
- Готов.
К'арлинд сказал «раз» и внезапно залепил мне звонкую пощечину. Я едва удержался от площадной брани в присутствии сестры, как прозвучало «два». На счет три я сотворил щит, но помог он мне мало: удар в солнечное сплетение был весьма ощутимым.
- Что и требовалось доказать, - подытожил тренер.
- Ну ни фига себе! Ты сбил мне всю сосредоточенность и я не успел...
- Ты успел, - сказал К'арлинд, - ты отлично все успел. Кроме одного: избавиться от гнева и возмущения. Эмоции наполняют твою душу, вот в чем дело, и когда ты творил щит, у тебя для него осталось слишком мало пустоты. Я прочувствовал твое заклинание, оно было таким же, как и обычно, все еще грубым и несовершенным, но первый раз ты мяч отбил. Второй - не смог. Эмоции, четвертинка, эмоции... Это у магов в бою гнев усиливает их техники, потому что воля питается эмоциями, а магия - волей. Но у пустотников все наоборот, и любая эмоция, будь то страх, гнев, ярость или возмущение, уменьшают емкость пустоты твоего заклинания. Это причина, по которой подавляющее большинство пустотников живет в бою только до второго удара, и теперь, надеюсь, ты это сам осознал и почувствовал.
Он адресовал легкий полупоклон Анне, отпуская ее, и сел на стул, всем своим видом показывая, что тренировка закончена, а разговор - еще нет.
- В общем, готовься. С завтрашнего дня занятия будут намного жестче.
- С какой такой стати?
- У меня появилась дополнительная мотивация обучить тебя всему, чему возможно, и так быстро, как возможно. И скажем прямо - меня не очень сильно волнует, насколько туго тебе придется.
Я чуть приподнял бровь:
- И что же это за мотивация? Дед приплатил?
Внезапно в глазах К'арлинда промелькнуло что-то, чего я в них никогда раньше не видел.
- Я просто очень хочу домой.
- Понимаю... Но еще одиннадцать лет до сороковника, разве нет?
- Уже нет. Я был в посольстве... У меня внезапно нашелся влиятельный заступник, и мой оставшийся срок списали. Через несколько месяцев нынешний посол отбывает обратно в Свартальвсхейм, и забирает меня с собой. Времени научить тебя всему, чему смогу - эти месяцы, а это совсем мало.
- Вот как? И кто же этот заступник?
- Твоя мать.
Я улыбнулся и с сарказмом заметил:
- Повезло тебе. Как быстро она о тебе вспомнила, едва тринадцать лет прошло.
К'арлинд пожал плечами.
- Думаю, это оттого, что она наполовину человек.
- Не понял?
- Будь она чистокровным альвом - сомневаюсь, что вспомнила бы вообще.
- Что ж ты о ней такого плохого мнения? - прибавил я сарказма. - Ну если про сына покинутого не вспомнила - это еще ладно, но уж тебя-то она как могла бы забыть?
Он тоже криво усмехнулся:
- Мимо. Я для нее давно пройденный этап жизни.
- Тогда с чего бы она о тебе так побеспокоилась?
- Не знаю. Говорю же - дело в ее человеческой половинке, скорей всего. Благодарность, может быть. Может, еще что. Но она меня никогда не любила, несмотря на то, что наша связь длилась больше десяти лет. Я страдал от одиночества, а она нуждалась в моих знаниях и хотела быть уверенной, что я не утаю от нее никаких тайн и секретов мастерства, вот и озаботилась тем, чтобы... стать моей любимой ученицей. И я действительно научил ее всему, что знал, так что больше ей не нужен. Все так просто.
Я мрачно рассмеялся.
- Не обманывай себя, К'арлинд. Если у нее и есть что-то от людей - то только внешность. Она не бросила бы сына, будь в ее душе хоть что-то человеческое. Даже сейчас она вспомнила о тебе, а не обо мне, а женщины людей обычно поступают наоборот.
Тренер откинулся на спинку стула, меланхолично глядя сквозь стену.
- А почему ты решил, что она тебя не помнит?
- Потому что никакой весточки о себе не прислала. Совсем никакой. Никому.
- А ты поставь себя на ее место. Вот ты - это она. А я буду Реджинальдом, твоим сыном. Вот мы сидим лицом к лицу впервые за тринадцать лет, и что ты мне скажешь?
Я чуть помолчал.
- Ты прав. Если она просто так вот взяла и молча укатила, бросив нас с папой, бросив всю свою семью, ни слова даже не написав на прощание... Теперь и подавно говорить не о чем.
- А как, по-твоему, она еще могла уехать? Что сказать твоему отцу? Что она никогда его не любила? Ни единой секунды? Даже если мы допустим, что ты единственный для нее значил хоть что-то - что она тебе скажет? Прости, Реджи, я уезжаю, потому что ненавижу лютой ненавистью всех, кроме тебя и твоего отца? Так, что ли? Тебе бы от этого стало легче? А так твой папа хотя бы мог кормить тебя три года сказками, что мама уехала по делам и когда-нибудь вернется.
Я внимательно посмотрел на него:
- А откуда ты знаешь, что она не любила моего отца? Откуда знаешь, что ненавидела всех, кроме него?
- Отзывалась о нем хорошо, и он был единственным, о ком отзывалась вообще.
- Тогда откуда знаешь, что не любила?
- Угадаешь с первого раза, с кем она ему изменяла?
Я издал короткий смешок:
- Ну да, как же я не догадался... А что ей все сделали плохого? Я понимаю, не женился на ней император - трагедия, да. Но кто виноват?
К'арлинд вздохнул.
- Ты сам отрекся от своего деда всего лишь за то, что он, искренне считая тебя убийцей, все же не пришел на помощь. А твою мать он вообще продал. Главное, кому?! Если бы императору в жены - это было бы полбеды. Но твой отец - единичка. Она его и за мужчину не считала, понимаешь? Мужчина, которого жена может размазать по стенке щелчком пальцев - это не мужчина, даже по меркам альвов, у нас женщины - не слабый пол, но слабый муж им тем более не нужен. И вот за него ее отдали, не спросив, по каким-то там своим договорам, заключенным твоими дедами. К твоим дядям у нее претензии были те же, что и у тебя: не заступились, не сказали «батя, ты совсем охренел, сеструху продавать, как вещь?». Так что единственный, к кому у твоей матери не было ненависти - это твой отец, тоже, в общем-то, подневольный брачующийся. Вот такие дела. Как тут не свалить?
- Ну а как же я?
Тренер снова пожал плечами.
- А тебя она взять не могла. Особенно если ты для нее что-то значил. Понимаешь, у нас ты был бы даже не простолюдином, а изгоем. Мало того, что ты четвертинка - так еще и единичка. Четвертинка единички. У альвов и у нас, если ты не знал, единички - явление редкое, как у вас - калеки с рождения. И отношение к ним такое же. Самый низ социальной пирамиды - двойки. А ты... ниже тебя были бы только рабы. Некоторое время ты жил бы под защитой матери, а что дальше? Даже вырасти ты как свартальв, твоя единичка - приговор. Потому что у нас двойки имеют такой же статус, как у вас - простолюдины. И тут дело не только в перспективах... оставь она тебя или забери - ты в любом случае теряешь одного из родителей. Там у тебя была бы только мать. Тут - отец, дед, родственники и хотя бы формальные, но привилегии. В Свартальвсхейме - одиночество белой вороны, причем в буквальном смысле белой, и презрение к неполноценному. А здесь ты вполне мог бы устроить свою жизнь, даже будучи единичкой. Твой дед Норман не загнал бы тебя под венец при твоем сильном сопротивлении, и на самый крайний случай ты мог бы выбрать себе девушку по душе из простолюдинок. Конечно, твоя жизнь сложилась в итоге очень хреново, но никто не мог предвидеть, что дед Норман и отец погибнут оба сразу да еще и Томас вырастет таким подонком. Да, и еще одно... Я сказал ей, что научил всему, чему только мог, когда тебе был год, и не нахожу логичных объяснений, почему она ждала еще два года, кроме одного. Она не хотела тебя бросать, неважно почему. Может, надеялась, что ты унаследуешь ее дар и этим прибавишь веса ей самой. А может, опасалась, что ты будешь таким же бездарным, как ее муж, и в Свартальвсхейме тебя не ждет ничего хорошего. И когда тебе исполнилось три, она поняла, что перспектив у тебя в Свартальвсхейме нет.
