Эта реплика рассмешила команду, а Шпилька взвизгнула от восторга и ткнула эльфа кулаком в бок:
– Ничего себе! У него, похоже, мозги есть!
– Да нет у него никаких мозгов, – сказал Задира хмуро. – Ни у кого из них мозгов нет. Терпеть ненавижу, мозолит тут глаза…
– Чем я провинился, Задира? – спросил Инглорион. – Похоже, тебе не совладать с чувствами?
– Мне не совладать?! – вскинулся Задира. – Да я б тебя уже давно выпотрошил, если бы не владел! Просто – я таких не выношу. И из-за вас, лешаков поганых, Красавчика убили. И Хорька. И вообще…
В этот раз речь Задиры показалась Инглориону понятнее, хотя он все так же похрюкивал и взвизгивал в фонетически сложных местах. Одного из них звали Красавчиком, подумал эльф более печально, чем удивленно, и этот орк был Задире товарищем. Я оказался прав. Они способны скорбеть по своим мертвым.
А я даже не знаю, как его утешить.
– Задира, – сказал Инглорион, – я сожалею. Если бы я знал некоторые вещи раньше, возможно, все пошло бы по-другому. Но судьба распорядилась так, ничего изменить нельзя…
– Что ты с ним сделал? – спросил седой Паука. – Он теперь другой. Вроде как действительно думать начал.
– Теперь у нас есть первый на свете думающий эльф, – хихикнула Крыса. – А правда, как это делается?
– Да не знаю, – сказал Паук. – Он просто купался в ручье, Клык. Я же говорил, что он не эльф – это правда. Я теперь уверен точно.
– А я не уверен, – заметил Инглорион. – Ты мне не доказал.
– Ты хотел досказать свою историю, – сказал Пырей. – Ту, помнишь, про последний бой Фирна… Про эльфийскую королеву…
– До которой ты все добраться не можешь, – усмехнулся Клык. – Тут некоторые уже от любопытства подыхают.
– Паук, что ты можешь знать о Государыне? – Инглорион мотнул головой. – Мне кажется…
– Ладно, – Паук положил на стол расколотую кость, облизал ладони и взялся за шнурок. – Если хотите, слушайте сейчас.
Орки навострили уши; Инглорион, скрывая улыбку, подумал, что к ним это обиходное выражение подходит куда больше, чем к людям – их подвижные ушные раковины и вправду настораживаются и поворачиваются на звук. Эльф не мог принимать всерьез то, что они говорили о Государыне – это нарушило бы хрупкое, только что народившееся равновесие, чудом превратившее его из пленника в почти гостя – но был морально готов слушать и понимать слова.
Инглориона по-настоящему занимало то, что Паук может сказать на эту тему. Его вообще странным образом интересовала личность Паука: время от времени этот орк вел себя на удивление разумно.
– Я, кажется, остановился на том, как кто-то из людей в рог затрубил, – сказал Паук тем временем, растянув свой шнурок в человеческую руну "давно". – Да?
– Вроде, – сказал седой Клык. – И как все люди ломанулись на звук.
– Вот-вот, – сказал Паук. – Они все побросали и понеслись туда, на меня никто не обратил внимания. Да они же, знаете, вообще не рассматривают мертвых аршей, и живых тоже не слишком… В общем, я порадовался. Думаю, они чем-то там жутко заняты, а я сейчас под шумок смоюсь с концами.
Орк замолчал, возясь с веревочкой. Инглорион, с отстраненным любопытством следивший за его руками, увидел, как Паук сбросил петлю с одного пальца на другой, и руна "давно" превратилась в "риск".
– Ну?! – Задира нетерпеливо пнул Паука в спину, а тот даже не отмахнулся.
– Я просто думаю, как сказать… я не слишком-то хорошо рассказываю, до Хорька мне далеко… Ну вот, голова у меня просто раскалывалась и все вокруг плыло, так что я особенно быстро двигаться не мог. Полз, в общем. Но там в шатре и рядом еще валялось столько трупов, что между ними можно было хорошо укрыться, а в случае чего просто зажмуриться и замереть. Я же был весь в кровище, кто не принюхивается, точно бы спутал с мертвым, – продолжал Паук. – И я изрядно продвинулся. Там, шагах в ста восьмидесяти от шатра, был узкий такой овражек, весь заросший папоротником, будто и не овраг вовсе – я думал, сейчас доползу до него и в папоротнике отлежусь до темноты, а ночью уйду, потому что люди-то ничего вообще не разглядят ночью…
– А люди? – спросил Пырей. – Ты их видел?
– Сначала не столько видел, сколько слышал, – сказал Паук. – А потом учуял этот запах… Пахло кошмарно просто, даже сравнить не с чем. Гораздо хуже, чем любые человеческие духи воняют. Такая приторная вонища… ветром ее как раз прямо ко мне несло. И стало мне любопытно узнать, чем это так шмонит – я тогда еще не чуял этот запах никогда и здорово впечатлился.
– Пахло, как всегда эльфами пахнет? – спросил Клык.
– Вот как у него от тряпок разило, – сказал Паук и ткнул пальцем в Инглориона. – Только раз в сто сильнее.
– Как тебя только не вывернуло, – сочувственно сказала Шпилька.
– Я старался думать, что просто след разнюхиваю по воздуху, – сказал Паук. – Не хотелось обозначаться так явно. Мне потом очень худо было, но это в перелеске уже, когда я выбрался. Когда все кончилось. Я слился быстрее, чем думал. Я потом понял, что можно было даже встать и идти – люди другим занимались, меня выслеживать никого не интересовало.
– Они там нюхали эту дрянь? – спросила Крыса. – Ты что, хочешь сказать, они специально для этого туда собрались?
– Ну, отчасти, – сказал Паук. – Хотя, они нюхали, конечно. И вид у них был, как у медвежат, когда они катаются на мертвечине. Одуревший такой, шальной. Никому до меня не было дела – так что я спокойно посмотрел, чем это они так заняты. И увидел эту тварь. Лешачку.
Инглорион вздрогнул. Веревка на пальцах орка натянулась в руну "смерть".
– Откуда ты узнал, что это она? – спросил Клык.
– Люди орали "Виват, Государыня!", – сказал Паук. – Ясное дело, кому. Одна ж Государыня у нас, она, гадина из леса. Я, хоть и был полудохлый, не перепутал бы ее с человеческой королевой, скажем, или принцессой. Потому что она была ни капли не похожа на человека.
Разумеется, невозможно сравнить Государыню с человеческой женщиной, думал Инглорион, сжимая кулаки и пытаясь унять нервную дрожь. Все-таки они – Зло. Они не могут смотреть на чистый Свет. И я не могу тут оставаться, если я не предатель.
– Как этот, не похожа? – спросила Шпилька, мотнув головой в сторону эльфа.
– А разве этот не похож? – Паук осклабился. – Он же совсем как человек. Я его без одежды видел. Он человек на все сто, что бы он там о себе не вообразил. А тут… даже описать сложно.
– Дива, – вырвалось у Инглориона, и все орки на него посмотрели.
– Дива, – неожиданно кивнул Паук. – Она сидела верхом на белесой твари… но не на лошади, не думайте. Это было не как зверь, а как… как тень зверя в мире теней. Шерсть на нем так колыхалась… туманно… башка – просто голый череп, без зубов, но с глазами, а изо лба росла такая штуковина… Не как рог у коровы, а вроде крученой пики, и тускло блестела. Костяным таким блеском…
