Долгая подготовка
«Спеши медленно!»
Следующий день выдался холодным и ветреным. Гарри проснулся раньше обычного и первым делом подошел к окну и распахнул его. Легче ему от этого не стало, он чувствовал себя ужасно: сон его этой ночью был очень глубоким, фрагменты снов сменяли один другой, как будто он одновременно просматривал сцены из нескольких кинофильмов. Сначала, как это уже часто случалось, ему снилась огромная чаша в незнакомой пещере, или где‑то в подобном месте. Потом появился Волдеморт, он стоял напротив Гарри, направив на него Старшую Палочку — это были, своего рода, воспоминания, беспокойные и тяжелые. Потом Гарри снился Добби, с серебряным кинжалом Беллатриссы Лестрейндж в груди, затем он превратился в Снейпа, тяжело раненного черной стрелой, потом они вдвоем, как и в жизни, трансгрессировали… но не в Хогсмид. Хогсмид не мог быть таким пустым и безжизненным, без единого растеньица, даже после веселого праздника пива. Снейп уже не лежал распростертый на мокрой от дождя земле, он стоял рядом с Гарри — Старшая Палочка наготове — сосредоточенный и спокойный. Гарри почувствовал, что нечто Темное и Ужасное движется им навстречу из темноты. Гарри вытащил свою волшебную палочку, но тут его сковал такой ужас, как будто неведомая сила лишила его способности дышать. Там была сила и мощь: фигура, словно сотканная из черной магии. Гарри не мог больше смотреть на нее и повернулся к Снейпу, но тот лежал слева от Гарри на странной, изменяющейся почве, покрытый кровью и, вне всякого сомнения, мертвый. Неподвижная рука все еще сжимала Старшую Палочку. Гарри застыл на долю секунды, бросился к темной фигуре, но едва не ослеп от пронзившей его боли и с криком проснулся в спальне в Фульменгарде. В руке у него была палочка, с конца которой все еще сыпались красные искры. Гарри тотчас поднялся, первой мыслью было: как долго волшебник может не спать и не дремать? Потом его взгляд упал на Рона, выводящего в процессе храпа замысловатые рулады, и он покачал головой, которая все еще гудела после такого приступа боли.
В этот день он больше не спал, пошел на контрольную, которую возненавидел от души, сделав только половину заданий успешно, а после ужина рассказал Рону и Гермионе о своем сне и о своих подозрениях.
— Ты думаешь, что он снова вернулся? — в десятый раз спросил Рон, в то время как Гермиона вообще не могла говорить.
— Еще раз: я не знаю! — уже гневно ответил Гарри. — Без понятия, что это за магия, которая вызывает такую боль в шраме.
— Здесь очень важную роль играют воспоминания, Гарри, я уверена! — обрела дар речи Гермиона. — А все потому, что твое сознание весьма подвержено таким явлениям. Ты же не можешь утверждать, что…
— Гермиона! — Гарри уже с трудом себя сдерживал. — Когда ты, наконец, признаешь простой факт? Он здесь, в этом мире!
— Гарри, но мы же все понимаем, что это невозможно, — Гермиона даже голос, на всякий случай, понизила. — Ведь нет больше крестражей, а по твоему рассказу мы примерно знаем, что теперь представляет из себя его душа. Подумай только, я прошу тебя, Гарри, ты не должен поддаваться такому настроению и считать, что он вновь нашел способ обмануть смерть. Это правда, что я не хочу признавать возможность этого. Но… ты‑то как себе это представляешь?
Гарри не ответил.
— Гарри, она права, мы не можем быть уверены в том, что… — начал Рон.
— Уверены? — вскричал Гарри, но тут же сбавил тон. — Неужели вам все еще мало? Если все то, чем мы с вами занимались и чем сейчас профессор Снейп занимается, чушь, тогда откуда и к чему все эти знаки? Вы не понимаете, что, несмотря на то что шрам болит так сильно только в последнее время, все это неслучайно?
— Что — «все это»? — подняла брови Гермиона.
— Он имеет в виду всю эту канитель с Топями, — ответил за Гарри Рон. — Я тоже об этом думал, но… не может же Хольдер быть таким идиотом!
— А он и не идиот, Рональд, — поправила его Гермиона с заметным нетерпением. — Он просто не верит в такие вещи, и я, честно сказать, тоже.
— Ты не веришь, что Гора — источник темнейшей магии на свете? — процедил сквозь зубы Гарри.
— Да не в этом дело, послушай, ты сам не находишь это странным, что твой шрам начал болеть только спустя несколько месяцев? Где, по–твоему, все это время был Волдеморт? На курорт ездил? Если бы он был жив…
— Я знаю! — отмахнулся Гарри. — Но, Гермиона, не означает ли все это, что опять возникла серьезная опасность из‑за деятельности Хольдера? Профессор сказал…
— У него вообще очень богатая фантазия, у твоего профессора!
— В то время как у тебя она полностью отсутствует!
— Не ори на нее! — насупился Рон.
— Гарри, — умоляюще заговорила Гермиона, — ну, почему ты никогда не думаешь вначале о фактах? Действия Хольдера понятны: он хочет создать армию, с ее помощью сместить действующего Министра и установить свою диктатуру, да и высшие круги оказывают ему всяческую поддержку.
— И?
— Слушай дальше. В течение целых столетий никто не мог ничего поделать с этими болотами, чтобы люди перестали, наконец, исчезать, а волшебное сообщество могло спать спокойно. Плюс к этому — масса непроверенных слухов о кладе, который там теоретически мог спрятать Слизерин. С моей точки зрения, это чистый вымысел, мы же с вами читали вполне достоверные исторические источники. Если он должен был умереть и знал об этом, зачем ему был какой‑то клад?
— Нелогично, — пожал плечами Рон.
— Не так уж и нелогично, если подумать о духе Слизерина, — с жаром возразил Гарри. — Что, если клад — всего лишь приманка?
— Ну, и зачем ему посетители в его тайном убежище? — не сдавалась Гермиона. — Разве что…
— Разве что они нужны ему для того, чтобы вновь вернуться к жизни.
— Абсурд… полнейший, — Гермиона тяжко вздохнула. — Кажется, я начинаю улавливать ход твоей мысли. Ты считаешь, что Волдеморту каким‑то мифическим образом удалось проникнуть в Топи, и он теперь помогает Слизерину воскреснуть? По–твоему, это правдоподобно звучит?
— Не очень, — вынужден был согласиться Гарри. — Но, Гермиона, шрам не может так сильно болеть из‑за каких‑то воспоминаний, к тому же приступы боли всегда совпадают по времени с этими снами… да и со снами ли?
— Что ты хочешь сказать?
— У меня дурное предчувствие — и с каждым днем оно только усиливается, — что то, что я вижу, может произойти в действительности. Как — я не знаю, я могу поклясться, что я никогда в жизни не видел ни пещеры, ни чаши… Для чего может использоваться каменная чаша с рунами, Гермиона?
Она наморщила лоб.
— Это была большая чаша?
— Да, как три самых больших котла в нашем классе для зелий. Или даже больше.
— Тогда это либо часть скульптурной композиции, которую ты не видел целиком, либо жертвенная чаша.
