И так мы непрерывно плыли еще в течение ещё трех месяцев, а после этого наш корабль пристал к длинной полосе суши, которая была вся покрыта камешками: белыми, жёлтыми, синими, чёрными и всевозможных других цветов, и когда корабль пристал, старик поднялся на ноги и сказал:
- О Хасан, поднимайся, выходи! Мы прибыли к тому, что ищем и желаем.
Пристав в берегу, я поднялся и вышел вместе с персиянином, и мы отдалились от корабля и скрылись с глаз. И персиянин сел и отыскал среди своих вещей кожаный мешок, расписанный письменами. Персиянин запусти в мешок обе руки, и вытащил их, и я увидел, что каждая рука сжимает по змее, и змеи шипели и извивались. Тогда персиянин бросил их на землю и произнес несколько слов на незнакомо языке, и в тот же час поднялась пыль, да такая что солнце скрылось от глаз. Я удивился поступкам старика и испугался и раскаялся, что пошёл с ним. И цвет его лица изменился, и персиянин посмотрел на меня и сказал:
- Что с тобой, о дитя моё? Клянусь огнём и мечом, тебе нечего меня бояться! Если бы моё дело не было исполнимо только с помощи твоего имени, я бы не увёл тебя с корабля. Радуйся же полному благу. А эту пыль подняло то, на чем мы поедем, и что поможет нам пересечь пустыню и облегчит её тяготы.
И прошло лишь небольшое время, и пыль рассеялась, открыв двух верховых верблюдов.
- Знай же, Хасан, - сказал персиянин, - это не змеи, а джины, и они могут принимать облик, какой пожелают, но не бойся, ибо поклялись они страшной клятвой служить мне.
И персиянин сел на одного верблюда, а я сел на другого, и припасы мы разделили между нами, и тронулись в путь.
Верблюды скакали по пустыне быстрым шагом, и от скачки развязался и упал мой пояс.
- Постой! - сказал я персиянину, - развязался и упал мой пояс, надо вернуться и забрать его.
И персиянин ответил:
- Как я уже говорил, о сын мой, это не простые верблюды, пока ты говорил, мы проскакали уже три месяца пути обычным шагом, а пока говорю я - еще три месяца.
К началу следующего дня мы подъехали к высокой горе, и остановились под нею. И вершина ее поднималась много выше туч и облаков.
- Что это за гора? - спросил я у персиянина.
- Знай же, о Хасан, эта гора - и есть цель моих стремлений, и на вершине её - то, что нам нужно, и я из за этого привёл тебя с собою, и моё желание исполнится твоей рукою.
И я отчаялся, что буду жив, и сказал старику:
- Ради того, кому мы поклоняемся, и ради той веры, которую мы исповедуем, скажи мне, что это за желание, из за которого ты меня привёл?
И персиянин ответил:
- Искусство алхимии удаётся только с травой, которая растёт в таком месте, где проходят облака и разрываются. Такое место - эта гора, и трава - на её вершине, и когда мы добудем траву, я покажу тебе, что это за искусство.
И я сказал ему со страху:
- Хорошо, о господин!
И персиянин сошёл со своего верблюда и велел сойти мне и, подойдя вплотную, поцеловал меня в голову.
- На вершине горы ты найдешь траву, что превращает медь в золото, но там будет еще кое-что, и ты должен поклясться сейчас страшной клятвой, что выполнишь все, что я скажу, и принесешь мне то, что я скажу, и не обманешь меня ни в чем, и мы будем с тобою равны.
И мне ничего не оставалось, как ответить:
- Внимание и повиновение!
9.
Продолжение рассказа второго узника
"Ассаляму аляйкум уа рахмату Аллах!"
Закончив фардж такими словами, Халифа-рыбак, или Халифа-мудрый (а, как мы помним, вслед за магрибинцем - мир его праху - мы и сами стали называть Халифу так) взял сеть с намерением отправиться к Пруду Дэвов.
Вчерашним днем Халифе улыбнулось счастье в размере утонувшего магрибинца и ста динаров, и сегодня Халифа решил испытать свое везение еще раз.
Подойдя к пруду, Халифа остановился и хотел закинуть сеть, как вдруг к нему приблизился другой магрибинец. Верхом на муле, еще более нарядный, чем тот, что умер. И с ним был седельный мешок, а в мешке две шкатулки, и в каждом кармане по шкатулке.
- Мир тебе, о Халифа, - сказал магрибинец.
- И тебе мир, о господин мой хаджи, - ответил Халифа, а внутри у него все сжалось.
- Приезжал ли к тебе вчера магрибинец верхом на таком же муле, как этот? - спросил магрибинец.
Халифа-мудрый понял, что сбываются его самые дурные предчувствия, и пришло время держать ответ. И он начал все отрицать.
- Я никого и ничего не видел! - Халифа боялся, что магрибинец спросит, куда тот поехал, а если Халифа ответит, что он утонул в пруде, магрибинец решит, что это Халифа его утопил.
- О, бедняга! - воскликнул магрибинец, - это мой брат и он опередил меня.
- Я ничего не знаю!
- Разве ты не связал его и не бросил в пруд, и он не говорил тебе: "Если высунуться мои руки, набрось на меня сеть и вытащи меня поскорее, а если высунуться мои ноги, я буду мертв, а ты возьми мула и отведи его к еврею по имени Шамиа, и он даст тебе сто динаров". И высунулись его ноги, и ты взял мула и отвел его к еврею, и тот дал тебе сто динаров.
- Если ты это знаешь, зачем же ты меня спрашиваешь, тем самым повергая в испуг честных людей?
И магрибинец ответил:
- Я хочу, чтобы ты сделал со мною то же, что сделал с моим братом.
И он вынул шелковый шнурок и сказал Халифе:
- Свяжи меня и брось в пруд, и если со мной случиться то же, что с моими братом, возьми мула, отведи его к еврею и возьми у него сто динаров.
- Подходи! - обрадовался Халифа.
И магрибинец подошел, и Халифа со всей тщательностью связал его, и толкнул в пруд, испытывая величайшее удовольствие, и тот упал в пруд и погрузился в воду.
Халифа подождал немного, и показались ноги. Тогда халифа воскликнул:
- Он умер! Если захочет Аллах, ко мне будут каждый день приезжать магрибинцы, и я стану их связывать, и они поумирают, пока в Магрибе не останется жителей!
И он взял мула и пошел, и когда еврей увидел его, он сказал:
- И этот тоже умер! Вот воздаяние жадным!
Еврей взял у Халифы мула и отдал ему сто динаров, а Халифа, занятый своими мыслями, спросил:
- Не скажешь ли, почтенный, много ли в Магрибе живет народа?
- Много, - ответил еврей.
- Сколько много? - настаивал на своем Халифа.
- Тысячи тысяч.
- Спасибо тебе, добрый человек, - сказал Халифа, весьма обрадованный таким поворотом дела. Если каждый день он станет топить по магрибинцу, то уже к следующему году сможет купить себе новый дом. Большой, с колоннами, а еще невольников и, конечно же, невольниц. Чернооких, с глазами, как у газели, с бедрами, подобными набитым подушкам. Сегодня же, после обеда, Халифа решил наведаться на невольничий рынок, дабы прицениться, да и платье обновить не мешает. А к тому времени, как последний магрибинец скроется под поверхностью пруда, он станет настоящим богачом. Можно будет даже не топить самому, а посылать невольников, из тех, что посмышленее.
