XXX
Своим чередом фургоны подкатывают к очередному повороту и очередному таможенному посту: разница лишь в том, что дорога, на которую предстоит свернуть, тоже вымощена гранитными плитами.
Герхард вступает в разговор со сборщиком пошлины, начальником белодоспешных стражников. Выслушав купца, тот кивает и жестом позволяет ехать дальше.
Взгляд Креслина скользит вверх по пологому склону. Поблизости от дороги нет ни деревьев, ни даже кустарников, и склоны ближних холмов, почти до половины своей высоты, покрыты только травой.
Сознавая свое невежество в области прокладки дорог, юноша все же задумывается над тем, почему эта дорога проложена не выше, а ниже окружающей местности. При том, что строители предусмотрели возможность отвода талой или дождевой воды: вдоль правой обочины тянется выложенный камнем дренажный канал.
Он хмурится. Военное значение тракта очевидно, но какой смысл строить стратегическую дорогу так, чтобы враг мог укрыться на господствующих над ней высотах?
Но ответ находится, и он удовлетворенно кивает. Чародеи, надо полагать, опасаются не лучников, а других чародеев. Способных, например, метать стелющийся огонь — скорее всего, именно по открытой местности. Даже ему, Креслину, не так-то просто направить ветры на эту дорогу. Но при всем этом он подозревает, что Эмрис или Хелдре не составило бы особого труда обратить особенности дороги против ее строителей.
— Едем прямо! — орет Герхард. — Там, впереди, торговая стоянка.
Креслин направляет свою мышастую кобылу туда, куда указал жирный торговец. Теперь он едет на север, и солнце греет его спину. Менее чем через кай перед ним открывается площадка, заставленная палатками и шатрами разнообразнейших размеров и форм, многие из которых залатаны подчас самыми неподходящими тканями.
— Питлик! Дуй туда, подбери местечко. Ты знаешь, что нам нужно. Эти проклятые маги со своими правилами… — Герхард понижает голос. Креслин пытается подслушать, но слова кажутся бессвязными и лишенными смысла.
— Зерн!
— Да, почтеннейший, — старший охранник приноравливает ход коня к скорости фургона и наклоняется к торговцу.
«…как только получим пропуска… Питлик… местонахождение… Уплатим среброглав…»
«…до того как отправимся в путь?»
«…не раньше, чем ты получишь таргю…»
Креслин напрягает слух, но перестук колес и скрип осей все равно заглушает голоса.
«…заплачу ему… ладно… и серебряник сверху…»
«…серебряник… я… мы…»
«…хочешь оказаться на его месте, Зерн?»
«…таргю… Я не стал бы биться об заклад…»
«…таргю…»
«…ладно…»
Размышляя о том, кем или чем является загадочное «таргю», Креслин направляет мышастую кобылу навстречу сутолоке и гомону торговой стоянки. К нему подъезжает Зерн.
— А почему мы не едем прямо в город? — интересуется юноша.
— Нельзя. В Фэрхэвене разрешается продавать только снедь, всем прочим торгуют только местные жители. В этом городе торговцев не жалуют.
— Что, туда и попасть нельзя?
— Ну, приятель, этого я не говорил, — гогочет Зерн. — Добро пожаловать, если хочешь расстаться со своими денежками. Можешь посмотреть. Попасть-то можно, только зачем? В разговоры с чужаками местные почти не вступают. Выпить там не с кем, игр не водится, а тамошние девчонки… об этом тоже забудь. Нечего там делать, кроме как болтаться по улицам. Опытные люди туда не ездят.
— Стало быть, все обходятся стоянкой?
— Да, здесь есть все, что надо.
В том, что здесь есть все, что нужно ЕМУ, Креслин сомневается, но оставляет свои сомнения при себе. У очередного поста они останавливаются и ждут, когда Герхард оплатит въезд на, площадку.
— Пропустить! — командует стражник, и перегораживающий дорогу брус поднимается.
Креслин едет за Зерном, стараясь не чихать: конские копыта поднимают в воздух легчайшую пыль. Преодолев несколько сот локтей по извилистому проезду между палатками, Зерн указывает на красно-золотой флаг над небольшим возвышением с северной стороны площадки. Флагом машет Питлик, и фургоны поворачивают к нему.
Спустя несколько мгновений Герхард уже выкрикивает распоряжения:
— Берите ту большую палатку, разворачивайте, ставьте…
Зерн присоединяется к Питлику, передав поводья своего коня Креслину. Тот, в свою очередь, привязывает обеих лошадей — и свою, и Зернову — к коновязи, но расседлывать пока не спешит. Выбранное Питликом место находится в северной части площадки, на небольшой, локтя в три, возвышенности. Границу торговой стоянки обозначает изгородь из жердей, за которой лениво вьется ручей. Креслин обозревает море палаток, прислушивается к гулу голосов, но все, что ему удается уловить, связано с торговлей и наживой.
— Дары моря, лучшие по эту сторону Закатных Отрогов!
— Пряности и приправы! Любые пряности, какие вы можете пожелать!
— Огненное вино! Только у нас настоящее огненное вино!
Бывший консорт утирает вспотевший лоб и смотрит на фургоны Герхарда. Торговец еще отдает приказы, но Зерн уже направляется к Креслину с кожаным мешочком в руке.
— Вот… тебе… — Зерн говорит запинаясь, словно силится повторить заученные, но вдруг вылетевшие из головы слова.
— Работа закончена?
Зерн кивает:
— Да. Вот наградные. Полсеребряника сверх уговора.
— Щедро. Стоит пойти и сказать спасибо Герхарду, или за это следует благодарить тебя? — приступ тошноты не мешает Креслину сохранить невозмутимую физиономию.
— Я ни при чем… — Зерн прочищает горло. — В общем, удачи тебе.
— Спасибо.
Креслии крепит заплечные ножны к котомке и забрасывает ее за спину вместе с мечом. Под пристальным взглядом Зерна.
Перед тем как отойти от фургонов Герхарда, возле которых Питлик возится с бесформенной палаткой, Креслин сует монеты в кармашек на своем поясе. Заработок ему кстати: некоторое время не придется разменивать золотые Фрози и уж тем паче обращать в монету звенья золотой цепи.
— Несравненные изделия гончаров Спидлара. Лучшая пурпурная глазурь из Сутии!
— Только взгляните! Моя бронза не уступает в твердости стали!
Похвальба оружейника вызывает у Креслина усмешку: любой самой лучшей бронзе никогда не сравниться с доброй сталью Западного Оплота. Он поднимает глаза, рассматривая снующих между палаток людей. Менее чем в десяти шагах от него стройная черноволосая женщина в почти прозрачном шелковом одеянии следует за худощавым мужчиной с большими закрученными усами. Она закована в цепи, такие тонкие и легкие, что могли бы сойти за украшение. И все же это настоящие железные цепи. От нее исходит ощущение печали. Встретившись с Креслином глазами и заметив его серебряные волосы, незнакомка едва заметно качает головой и произносит несколько слов. Расслышать их ему не удается. Затем цепь увлекает ее за усатым мужчиной, который даже не оглянулся.
