— Ты, малый, часом, не акробат? — интересуется возчик.
— Нет. Просто не знал, как еще сюда забраться.
— Куда путь держишь? В Фэрхэвен? — спрашивает женщина.
Креслин кивает.
— Вообще-то магам не слишком нужны солдаты, — замечает мужчина.
— Да, слышал. Но я не солдат, хоть и владею клинком.
Против этого утверждения желудок Креслина не протестует, но по спине его пробегает холодок. Если он не солдат, то кто?
— Надеюсь, ты также и не маг, — говорит мужчина. — Здешние не больно жалуют чародеев, кроме своих, конечно.
— Я слышал, они отличаются редким недружелюбием, — замечает Креслин. — Торговцы говорят, что маги не любят торговцев, ты — что они не привечают ни солдат, ни других волшебников. Похоже, они настроены против всех!
— Так уж и против всех? — смеется хуторянин. — Они любят детей, а еще ремесленников, крестьян и всех тех людей, которые живут своим трудом и своей жизнью, а в чужие дела носа не суют.
Креслин слушает и кивает.
— Фэрхэвен — прекрасный город. Там можно бродить по улицам — хоть днем, хоть ночью, — и чувствовать себя в полной безопасности. Захочешь поесть — в любое время заходи в любую харчевню и можешь быть уверен: угостят на славу и за справедливую цену. О многих ли местах можно сказать то же самое?
— Нет, — соглашается Креслин. — Таких немного.
Спустя некоторое время подвода выезжает на другую, более широкую, вымощенную камнем дорогу, которая тянется на юг вдоль горного кряжа. Между тем солнце скрывается за тучами, небо над головой хмурится.
— Эта дорога ведет прямиком в город?
— Так и есть, паренек. А что ты собираешься там делать?
Креслин пожимает плечами:
— Первым делом оглядеться по сторонам. Потом перекушу и поищу местечко для ночлега.
— Надеюсь, у тебя завалялось несколько монет?
— Чуток найдется.
— Учти, маги жестоко карают за воровство. Пойманного в первый раз определяют в дорожную команду, а кто попадется во второй — тот покойник.
— Дорожную команду?
— Да, посылают мостить камнем Великий Тракт, что идет с востока на запад. Говорят, когда-нибудь он пересечет весь Кандар, — хуторянин натягивает вожжи.
— Только это будет не при нас, — добавляет женщина почти таким же гортанным, с хрипотцой, голосом, как и у ее спутника.
— Ну, Марран, не знаю. Еще на моей памяти дорога едва достигала Кертиса, а теперь, говорят, она протянулась почти на половину пути через Рассветные Отроги.
Креслин слушает, кивает и порой задает уточняющие вопросы.
Ближе к городу дорога становится оживленнее: повозки тянутся в обоих направлениях. Мимо стремительным галопом проносится гонец в белой тунике с красной перевязью.
— А не поздновато ты собрался ехать в город? — любопытствует юноша.
— С нашим товаром в самый раз, — отвечает хуторянин. — Мы собираем овощи поутру, но в городе они… хм… вроде как вянут. Уж не знаю, почему, но некоторые растения теряют там свежесть гораздо быстрее, чем следует. В нашем погребе лежат себе и лежат, а там нет. Наверное, из-за магии, в городе ее слишком много. Но так или иначе у нас есть постоянные покупатели; они знают, что мы приезжаем попозже, и к этому времени посылают слуг за свежей зеленью и всем таким. Им удобно, и нам хорошо: в раннюю пору улицы забиты, а тут нет надобности проталкиваться сквозь толпу.
Креслин снова кивает и берет на заметку странную особенность Фэрхэвена. Любопытно, что же именно вызывает ускоренное увядание овощей? И почему именно овощей? Впрочем, вполне возможно, это касается лишь овощей определенных сортов.
Заметив впереди какое-то сооружение, он приподнимается на качающихся досках.
— Это старые ворота, — поясняет приметивший его движение возница. — Сохранились с тех времен, когда волшебники лишь появились в долине.
Креслин разглядывает ворота, зеленеющие позади них кусты и деревья, беленый гранит строжки и поребриков. Желудок его скручивается в узел.
— Пожалуй, сойду здесь.
— Смотри. Отсюда до площади еще два кай. Если не три.
— Мне нужно… — начинает Креслин, закидывая котомку за спину, но тут же умолкает и пожимает плечами. Не в состоянии он объяснить, почему ему нужно войти в город именно через старые ворота.
— Мы могли бы подбросить тебя до самой площади, паренек. На своих-то двоих туда топать и топать.
Он ослабил вожжи и не торопится понукать своего крупного, с глубокой седловиной коня, видимо, ожидая, что попутчик передумает.
— Спасибо за доброту, по мне требуется некоторое время… — юноша с серебряными волосами чувствует, что ему просто необходимо остановиться и подумать. Попытаться понять, что же именно надеется он найти в Фэрхэвене. В Белом Городе, являющем собой средоточие самой сути всего того, что есть Кандар ныне и останется им на много поколений, если не на все грядущее тысячелетие.
— Нужно так нужно, отговаривать не будем.
— Спасибо, — еще раз говорит Креслин и, легко перемахнув деревянный борт подводы, приземляется на твердый гранит. Такой твердый, что Креслин невольно пошатывается.
— Эй, ты уверен? — спрашивает загорелый хуторянин, уже натягивая поводья.
— Да, да, — подтверждает Креслин. — Большое спасибо за заботу, но, правда, я должен сначала поразмыслить.
— А, вот оно что. Дело, конечно, твое, но от лишних раздумий только ум за разум заходит. А на самом деле важно не что ты думаешь, а что ты делаешь. Ну бывай… Но, пшел!
Подвода трогается с места и громыхает дальше по широкому, разделенному зеленой линией бульвару, в который западный тракт превращается при въезде в Белый Город.
Воистину белый, белый, как отблеск полуденного солнца на песках пустыни Виндрус, белый, как свет от магического посоха чародея. Белый и чистый, такой, что даже светло-серые гранитные плиты в солнечных лучах отсвечивают белизной, а в тени словно светятся изнутри.
Стоя у башен западных ворот, Креслин бросает взгляд на долину, где раскинулся город, и поражается изумительному сочетанию белизны с зеленью. Высоченные, с густыми и пышными изумрудными кронами деревья вписываются в узор белокаменных бульваров и улиц. Но если в центре этот узор подобен изысканной вязи, то два великих тракта с юга на север и с востока на запад ограждают Фэрхэвен, подобно двум белым каменным клинкам.
Креслин медленно движется мимо пустых старых строений к невидимой черте, за которой почти все здания кажутся белыми. Даже под сулящими скорый дождь свинцовыми тучами белокаменные улицы выглядят так, словно напоены внутренним светом. Креслин делает первый шаг по бульвару, разделенному на две полосы газоном, кустами и известняковой оградкой, и начинает понимать, что не видит никаких цветов, кроме белого и зеленого. Белизны камня и зелени растений. Ему приходится присмотреться к дороге, прежде чем он понимает, что все подводы и верховые кони, направляющиеся в город, движутся по правой полосе, тогда как левая ведет на выезд. Внешние обочины обеих полос предназначены для пешеходов.
