— Что еще за купание? — осведомился Лисил.
* * *
Сгэйль едва сдерживался, чтобы не побежать. Выйдя из селения в лес, он перешел на рысь. И всеми силами старался упорядочить свои мысли, вернуть им прежнюю размеренность и ясность, но в голове, вопреки его воле, царил хаос.
Отыскав молодую сосну, Сгэйль опустился на колени. Дождался, пока выровняется дыхание, и вынул из-под плаща продолговатый овальный брусок словодрева. Потянулся к стволу сосны, бережно сжимая словодрево… и тут же остановился, опустил руку.
Надо переждать еще минутку.
Сгэйль терпеть не мог сожалеть о том, что сделано. Этому чувству не было места в жизни того, кто поклялся служить своему народу. Но ведь никому раньше и не поручали провести по эльфийским землям людей.
Сгэйлю необходимо было узнать, как поведут себя эльфы при виде чужаков, прежде чем привести Лиишила в Криджеахэ… к Аойшенис-Ахарэ, Вельмидревнему Отче.
Слухи расходятся быстро, и он решил, что поступить так будет лучше, чем без всякого предупреждения появиться в Криджеахэ с двумя людьми и полукровкой. И к тому же Сгэйль эгоистично хотел, чтобы Леанальхам увидела Лисила, узнала, что не у нее одной в этом мире смешанная кровь. Хоть ненадолго она перестанет чувствовать себя одинокой среди своих сородичей.
Сгэйль думал, что родной клан отнесется к его миссии с уважением и безоговорочно поддержит его, даже в этом неслыханном деле. Он — анмаглахк. Никто и никогда не сомневался в безупречности его касты. И служба его прибавляет чести и славы родному клану.
Гордыня… Как незрелый, неопытный новичок, едва принятый в касту, Сгэйль позволил гордыне — и сентиментальным чувствам — затуманить его разум. Ему следовало обойти родные места стороной и не приводить Лиишила в селение клана.
Он не должен был рисковать своей миссией ради личных целей. И однако же всякий раз, когда Сгэйль сталкивался с полукровкой, все запутывалось, как тогда, в городе Бела, в тот момент, когда он целился из лука в ничего не подозревающего Лисила. Как может мыслящее существо быть таким клубком противоречий?
Убийца, сын предательницы, оторванный от своего народа… по собственной воле разделяющий ложе с человеческой женщиной.
Лиишил, внук Эйллеан, который рисковал жизнью, чтобы вернуть останки Эйллеан ее народу.
И как же все-таки он преодолел Изломанный кряж и добрался до этих мест?
Сгэйль не стал об этом расспрашивать, хоть его и мучило любопытство. Куда важнее было добиться доверия Лиишила… а Лиишил показал, что доверяет ему, когда добровольно отдал свое оружие.
Меньше всего Сгэйль хотел бы добиваться подчинения силой. Ценой ссоры между Лиишилом и подчиненными Сгэйлю анмаглахками было большое количество крови с обеих сторон, а ведь совсем не этого желал Вельмидревний Отче. И потому Сгэйль дал Лиишилу время лучше узнать его и, быть может, поверить его слову. И тянул до последней минуты, прежде чем попросил Лиишила разоружиться.
Кровопролития не случилось, хотя встреча чужаков с сородичами Сгэйля оказалась куда более рискованным предприятием, чем он представлял. Ему-то казалось, что гнев и страх эльфов вызовут только люди.
Энниш едва все не испортила. И когда Уркарасиферин отказался быть ее наставником, она бежала, сгорая от стыда.
Обнаружение останков Эйллеан — вернее, то, каким образом они были обнаружены, — едва не уничтожило все тайные старания Сгэйля. И без того слабое доверие Лиишила, которое ему удалось завоевать, изрядно подрастратилось.
И еще маджай-хи. Маджай-хи, которому люди дали имя… Быть может, именно он и нашел дорогу через горы.
Один из древних… из первых… сосуд плоти для стихийного духа.
Сгэйль понял это, еще когда, затаившись на крыше, увидел пса в Беле в первый раз. Именно поэтому он не пустил стрелу, которая должна была убить Лиишила.
Восприимчивость к духовному слою мира нечасто встречалась у его соплеменников. Те, кто с рождения обладал этим качеством, как сам Сгэйль, становились ваятелями или творцами. Люди назвали бы их «тавматургами» — нелепое слово для обозначения человеческих магов, которые работали с физическим слоем мира. Когда Сгэйль был еще юнцом, дедушка всячески уговаривал его избрать стезю ваятеля, чей заботливый труд претворял живые деревья в жилища или способствовал исцелению страждущих. Сгэйлю, однако, недоставало столь необходимого для ваятеля терпения; не прельщало его и искусство творцов, которые преобразовывали и насыщали Духом неживую материю — камень, металл, древесину. Сердце его откликнулось на иной, более великий зов.
Он стал анмаглахком.
Способность к восприятию Духа у него не угасла, как это часто случалось с теми, кто не прошел обучение. Эта способность жила в нем до сих пор. Стоило ему ненадолго замереть и сосредоточиться — и он мог ощутить силу Духа, присутствующую в деревьях и цветах. Сила эта, заключенная в теле пса, который бежал сейчас рядом с полукровкой, была так велика, что Сгэйль распознал ее без малейших усилий.
Никогда еще ни одного маджай-хи не встречали за пределами эльфийских земель. И ни один маджай-хи не вызывал у Сгэйля такого потрясения, как этот.
Стихийный дух в теле маджай-хи покровительствовал Лиишилу.
Почему — этого Сгэйль не мог постичь, но и отмахнуться не имел права. Такой поступок, безусловно, что-то значил, даже если его мотивы сейчас остаются загадкой для Сгэйльшеллеахе.
Эльф становился все спокойнее, сосредоточеннее.
У его народа было двадцать семь кланов. Эльфы рождались в одном клане, а порой через обет, то есть брак, переходили в другой. И еще были анмаглахки. Будучи не кланом, но кастой защитников народа, они с незапамятных лет следовали за своим основателем. Никто не мог родиться анмаглахком, и далеко не каждый, кто хотел вступить в касту, становился анмаглахком.
Сгэйль всегда твердо знал, где его место. Всегда твердо знал, что будет жить, служа своему народу.
Его дыхание стало глубже, ровнее. Он снова поднял руку, приложил брусок словодрева к стволу сосны и закрыл глаза.
— Отче? — прошептал он и стал ждать.
В его сознании прозвучал голос Вельмидревнего Отче:
Сгэйлыиеллеахэ.
— Я здесь, Отче, в главном селении моего клана. Мы движемся к Криджеахэ.
Лииишл идет с тобой добровольно?
— Да… — Сгэйлю не хотелось, чтобы Вельмидревний Отче узнал о его тревогах. — И с ним двое людей. Он отказался идти без них.
Они ничего не значат.
— Нас тут встретили хуже, чем я ожидал. Никому не пришлось по вкусу появление людей… или даже полукровки. И что только ухудшило дело…
