Колчан стрел, меч, короткая булава, кистень, нож — вот сколько железа приходится воину таскать. А если у воина спина всё ещё побаливает, совсем плохо. Особенно неприятно, что Тим даже не воин — не прошёл посвящение. Немыслимое дело, чтобы такой «недовоин» ехал со всеми наравне в военной колонне. Да нет, даже не наравне — он ведёт колону, едет впереди, рядом с Ришаком. С Ришаком понятно — никто в здравом уме не усомнится в его воинских достоинствах. А кто такой Тимур? Да никто.
Но, тем не менее, ни один из сорока воинов и глазом не моргнул, когда этот мальчишка занял своё место во главе отряда накхов.
Странные времена настали.
А уж какими глазами провожали Тимура девчонки становища… Это те, кто до этого и внимания не обращали на носатого угрюмого паренька. Не видели в нём особых достоинств. А теперь вдруг увидели.
Ну хоть вообще теперь не уезжай.
Кунар, поначалу возмущённый резким утяжелением хозяина, новым седлом и разлукой с приглянувшейся кобылой, проникся моментом и перестал выказывать недовольство — ехал ровно, сохраняя достоинство. Лишь косился иногда на Тимура, взглядом выдавая свои мерзкие замыслы мести. «Ладно-ладно, хозяин, припомню я тебе всё: станешь шурпу варить, помочусь в котёл».
Час за часом проходил, а никто и не думал нападать на отряд накхов. Даже собак не видать диких, и не только собак — всё живое пряталось при приближении воинов. Лишь суслики бесстрашно стояли на курганчиках своих нор, нагло посвистывая вслед кочевникам.
Солнце, поднимаясь всё выше, старалось запечь накхов прямо в доспехах. Вот тут Тимур стал понимать истинное предназначение светлого плаща — без него чернёное железо раскалилось бы чуть ли не докрасна.
После полудня устроили долгий привал — напоили лошадей у степной речушки, дали им попастись на лугу, сами повалялись в теньке под прибрежными деревцами, попили холодного чаю из тыквенных фляг, пожевали лепёшек и сырой потной конины, заблаговременно положенной под сёдла.
На отдыхе Тим заметил вдали, на одиноком кургане, фигурку всадника. Заметил не он один, но никто не выказал беспокойства. Пришлось и Тиму проглотить любопытство, и делать вид, что всё идёт как надо. Хотя, если подумать… Раз никто не волнуется, значит это свой. А раз он не приближается приветствовать воинов, значит его место там, вдали. Неужто отряд накхов не одинок, и его охраняют дальние дозоры? Выходит так.
Эх, с дедом бы поговорить, да всё не получается. Надо ловить удобный момент. Хотя поймай его, не факт что дед будет отвечать — дед у Тима страшный человек, и рассказывает только то, что сам хочет рассказать. Любопытство внука ему безразлично, если не более. Внук сам должен до всего доходить, а не получать готовые ответы.
К вечеру отряд добрался до маленького кочевья накхов. Здесь воинов ждали — без церемоний накормили горячей шурпой, разместили в юртах, отогнали лошадей на ночной выпас. Вооружённые мужчины становья усиленно караулили окрестности, дав путникам возможность хорошо отоспаться. И всё это без суеты, рутинно, буднично — военная машина степняков работала без заминок. Тим, размышляя над тем, что видел и слышал в пещере и до неё, начал понимать, что весь степной народ это, по сути, огромное войско. Даже женщинам и детям есть место — кормить мужчин, заботиться о скоте, лечить раненых. При вражеской атаке женщины и дети могли ответить из луков — так что уязвимых тылов у кочевников нет. Воинам оставалось лишь заниматься своим делом — перемалывать основные силы противника.
Для Тима всё это было естественно — другого он не видел. Но даже ему становилось понятно — вся эта военная машина работает на жалкую часть своей мощности. Собрался отряд воинов, поехал бить оламеков. Убили шесть оламеков, потеряли четверых. Угнали сорок лошадей и пятнадцать коров. Радости на месяц, а рассказов о своей доблести на два месяца. Через два месяца приходит отряд оламеков. Убивает трёх воинов, охраняющих стадо. Теряет двух воинов от пастушка на хитром коне. Угоняет пятьдесят лошадей.
И так веками. Вроде бы как бы война, но в то же время смех. На праздниках Тиму доводилось видеть десятки тысяч воинов накхов. Собери десятую долю этой силы и пройдись по кочевьям оламеков — не останется оламеков, если не успеют те такое же войско собрать. А ведь не успеют — не готовы они к такому массированному нападению. Это тебе не тридцать воинов явились двадцать коров украсть, это совсем другое.
Если у накхов десятки тысяч таких хорошо вооружённых и обученных долгими тренировками и боевыми походами воинов, то сколько будет у всех вместе? Тим не знал, но предполагал, что гораздо больше. Южный материк немал, и степи его одно хорошее пастбище.
Жуткое по силе войско, запертое в ловушке жалкого южного материка.
* * *
По степи накхи двигались три дня, и каждый день был подобен первому. Духота доспехов, привалы у ручьёв и речек, далёкие дозоры в степи, ночёвки в кочевьях накхов и шедов, причём последние приняли их так же, как и родные — ни малейшей разницы. А ведь с шедами отношения у накхов были непростыми…
Видимо и впрямь в степи наступили новые времена.
На четвёртый день стало веселее.
О намечающемся веселье накхов предупредил дозорный. Его заметили издали — он мчался к отряду, не жалея коня. Накануне по этой земле прошло большое кочевье, выбив траву. Дождя с тех пор не было, и за всадником тянулась пыльная полоса.
Когда он приблизился, Тим не особо удивился, узнав в нём оламека — эти степные волки были признанными лазутчиками, способными эффективно действовать в одиночку. Видимо, решили помочь накхам невзирая на слова Ришака.
Оламек, растягивая татуированные губы в нервной ухмылке, поприветствовал отряд:
— Накхи, я Аэр из рода Эссов. Впереди, у брода, вас ждёт большая засада.
— Кто эти несчастные? — равнодушно уточнил Ришак.
— Я не знаю их. Это люди с побережья. Их около сотни, я видел у них арбалеты и луки. И видел повозки и тела на мелководье. Они убили и ограбили купцов, возвращавшихся из Ултая. Должно быть они совсем безумны, раз творят подобное — после такого им грозит смерть даже в вонючих городах побережья. Купцы такое не прощают.
— Мне плевать на купцов, — Ришак в подтверждении своих слов сплюнул тяжёлым пыльным сгустком. — Бродов два, но до второго двигаться сутки и, думаю, там тоже ждёт засада. Это те же шакалы её приготовили, что на становище нападали. Загоним их в реку и убьём всех.
Оламек кивнул и уточнил:
— Нас четверо, остальные ждут дальше, у последнего ручья перед бродом. Нам можно будет сразиться в ваших рядах?
— Помощи нам не надо, — степенно заявил Ришак. — Но и отказывать достойным воинам в праве на битву я не стану.
