– Пифия, разумеется.
Он кивнул.
– Итак, завеса приоткрылась. Я знал, что это произойдет.
Дориана взяла одну табличку и провела кончиками пальцев по рельефному тексту.
– Теперь я поняла, что оракул никогда не покидал нас. Последняя пифия всего лишь уложила его в колыбель, а теперь настал час пробудить его.
– Хорошо сказано.
– Странно, но лишь сейчас я осознала, что вся моя предыдущая жизнь была всего-навсего прелюдией к Возвращению. Неделю назад я расхохоталась бы над подобным предположением. Теперь же я знаю, что это действительно так.
Панос прошелся вдоль длинного стола, покрытого каменными табличками, поднял одну, быстро осмотрел и положил обратно. В этом жесте было нечто пренебрежительное, словно он заявляет права и на мастерскую, и на все прочее, олицетворяемое ею – на все, что придает Дориане смелости бросать ему вызов.
– Мой сын Григорис сказал, будто Джонс что-то нашел в расщелине. Что именно?
– Толком не знаю. Говорил о каком-то черном камне.
Панос повернулся на каблуках, оказавшись с ней лицом к лицу.
– Этот камень весьма важен для нас; а Думас не должен его даже пальцем коснуться, – отрывисто, с пылающими глазами отчеканил он. – Камень наш, и мы должны получить его.
Дориана была озадачена этой внезапной вспышка гнева и не понимала, о чем он говорит.
– Неужели ты не понимаешь? Он нашел Омфалос! Мы обязаны забрать его!
Омфалос – пожалуй, самый загадочный аспект легенды о Дельфийском оракуле, всегда ставивший Дориану в тупик. В легендах его представляли то камнем величиной с комнату, то маленьким и удобным для переноски конусом, – точь-в-точь по словам Джонса. Иногда и сами Дельфы отождествляли Омфалосом – «пупом земли». Дориане Омфалос всегда казался метафорой, а не реальным предметом; символом Дельф, а не реликвией, которую можно отыскать.
– А с чего ты взял, что это Омфалос?
– Оракул не может вернуться без Омфалоса, – ответил Панос.
– Почему, Панос?
– Тебе предстоит многое вспомнить, – нахмурился он. – Пифия должна знать великий секрет Дельф.
– Я, конечно, пифия, – усмехнулась она, – но я еще и Дориана Белекамус, которая не знает того, что ведает пифия. Расскажи мне об Омфалосе.
Панос помолчал, явно раздумывая, стоит ли говорить. Наконец, он решился:
– Все просто. Испарения лишь усиливают то, что создает Омфалос. Омфалос – вот настоящая сила Дельф.
– Да. Просто, – равнодушно согласилась она, словно это любопытный факт, не более. Однако ей ни разу за все годы учебы и работы не доводилось слышать ничего подобного. В ее представлении Омфалос был чем-то туманным и расплывчатым, а отнюдь не воплощал в себе могущество Дельф.
– Выходит, если заполучить Омфалос, то власть пифии будет простираться за пределы Дельф?
– Центр земли там, где находится Омфалос.
Дориана скрестила руки, прислонившись к столу.
– Панос, мне нужно многое вспомнить. Расскажи мне об Омфалосе побольше. Откуда он взялся?
– Это дар самого Аполлона, – воздел Панос указательный палец к небесам.
Дориана посмотрела в указанном направлении, словно ожидала увидеть обитающих на стропилах богов.
– Ты хочешь сказать, что Омфалос упал в Дельфах с небес?
Он добрую минуту разглядывал каменные таблички на столе, прежде чем проронить:
– Это еще одна тайна.
Она с нетерпением ждала продолжения.
– Мне хотелось бы сказать «да», но правда состоит в том, что он упал в другом месте, и посланец Аполлона принес его сюда, в это святилище, где газы поднимались из-под земли.
«Наверное, метеорит», – подумала Дориана. Естественно, подобный камень должны боготворить, и то, что упал он не там, где поднимаются испарения, делает этот факт более достоверным. Она уверенно улыбнулась.
– Мы получим Омфалос. Но сейчас следует подумать о приезде короля.
– Да. Ты должна поговорить с ним. Нужно, чтобы он понял, кто ты, и признал это.
Дориана торжественно кивнула.
– Я знаю, ты потрясешь его до глубины души, – Панос говорил тихо, спокойно, но в присутствии Дорианы по-прежнему чувствовал себя неловко и не решался поднять глаз.
– Да. Я уже чувствую, что скажет пифия.
Панос медленно поднял голову. Взгляд тотчас же выдал его надежду, что Дориана хотя бы намеком укажет на суть прорицания.
– Я расскажу уже известное мне, – начала она. – Скоро мир облетит весть, что Дельфийский оракул жив. Весь мир с надеждой обратит взоры к оракулу, и могущество Греции возрастет стократно.
– Пифия расскажет об этом королю, – расплылся в улыбке Панос.
– Да, и даже более того, – будто очнувшись, заморгала она. Взяв каменщика за руку, Дориана повела его к двери, шепотом поведав ему куда больше, чем он надеялся.
* * *
Прихлебывая рецину, Панос слушал Думаса. Только что миновал полдень, и в таверне, кроме них, почти никого не было. Они сидели в той же кабинке, что и перед стычкой с Джонсом; этот чужеземец не выходил у Паноса из головы. Он может стать помехой, и притом серьезной.
К сожалению, Думас не разделяет такого мнения. Этот заплывший жиром, брылястый интеллигент предпочитает рассуждать, а не действовать.
– Не знаю, что у Григориса на уме, но ты должен приглядеть за ним. Он едва не прикончил Джонса. Хуже того, Белекамус подозревает, что это вовсе не случайность.
Думас затряс своим двойным подбородком, напомнив своим видом перекормленного индюка. Панос уже хотел сказать, что Думас бесхребетный слизняк, раз не сумел разобраться с Джонсом, но вместо того изобразил удивление:
– Откуда ты знаешь?
– Она застала нас в конюшне, когда мы с Григорисом спорили. Он грозил мне ножом, запрещая брать веревку.
Панос долил себе рецины из стоявшей на столе бутылки.
– Она что, видела нож или слышала разговор?
– Вряд ли. Она очень торопилась. Но поняла, что мы спорим.
Панос бросил раздраженный взгляд на сидевших за соседним столиком иноземцев. Трое мужчин и женщина громко болтали по-английски. Пронзительный голос женщины резал слух. Хоть бы они ушли! Нечего им делать в дельфийской таверне. Во всяком случае, сейчас.
– И все-таки я не понимаю – если веревка оборвалась, почему Джонс жив?
– Повезло, – сердито отрезал Думас.
Панос на мгновение задумался, понимая, что должен пообещать Думасу присмотреть за Григорисом, но дело-то в том, что сын неуправляем. – Я поговорю с Григорисом. Он не должен был угрожать тебе. Он извинится, обещаю. – Думаса обещание как-то не удовлетворило. Скверно. – Ты лучше расскажи, что общего между Белекамус и Джонсом?
Думас лукаво улыбнулся – дескать, уж я-то знаю! – Ей нравятся молодые иностранцы. Больше мне сказать нечего.
