– Не понимаю, – холодно ответил Страж. – Мне ничего неизвестно о каком бы то ни было ключе. Ты ошибаешься, Павел Корнилов.
Через мгновение он вместе с креслом рухнул на пол, потому что Павел одним прыжком перемахнул через стол и резко толкнул его в грудь. Раздался хруст, Страж застонал, попытался подняться, путаясь в плаще, хватаясь одной рукой за другую, повисшую вдоль туловища.
«О дьявол, я, кажется, сломал ему руку! – подумал Павел, срывая капюшон с головы Стража и впиваясь взглядом в перекошенное чужое лицо. – Сейчас я узнаю правду».
На гладкой, чуть сплюснутой с боков голове Стража не было никаких признаков волос. Павел пытался проникнуть, прорваться в чужое сознание, но ничего не получалось, фон по-прежнему отсутствовал.
«Значит, капюшон ни при чем… Надо что-то сделать с его рукой, перевязать…»
Страж, сгорбившись, сидел на полу. Павел засучил до локтя рукав его плаща – и едва удержался от изумленного крика. Гладкая безволосая бледная кожа лопнула, из раны торчал обломок кости, окруженный каким-то серым студенистым веществом, пронизанным тонкими лиловыми прожилками. Ни крови, ни обычной человеческой плоти – только невообразимый серо-лиловый студень… От растерянности и страха Павел выпустил руку Стража и, почти ничего не соображая, смотрел, как погружается в студень белая кость, как на глазах затягивается рана, покрываясь гладкой бледной кожей.
Он перекрестился, внезапно остро и запоздало ощутил опасность – фон буквально взорвался близкой угрозой, – услышал непонятный шорох над головой, приготовился отпрыгнуть в сторону, но не успел. Кто-то с криком обрушился сверху ему на плечи, оттолкнув от Стража, ударил по затылку…
Он очнулся от боли. Казалось, в голове бродит бригада плотников и стучит, стучит, с размаху стучит по костям увесистыми молотками. Он обнаружил, что лежит на боку, связанный по рукам и ногам. Глаза закрывала тугая повязка. Усилием воли он приглушил боль, собрал ее в узкое русло и заставил вытекать в наспех придуманное черное холодное пространство. Боль подчинилась и медленно отпустила, и в мерно звенящей тишине стал слышен голос.
– …ни в жизнь никто оттуда не приходил. – Голос был надтреснутым, дребезжащим, Павел сразу узнал его. Говорил тот встреченный недавно бородач из селения. – Вижу, дальше пошли, а у меня просто из рук все валится. Ну, я бегом сюда, к господину офицеру безопасности, прямо через овраг.
– Что, не зря я настаивал на люке в потолке? – перебил его чей-то уверенный самодовольный бас. – Внезапность во многом способствует успеху операции.
– Благодарю, господа офицеры, – прозвучал бесцветный голос Стража. – Благодарю, Федор Карелин. Вы спасли Десятиградье от очень большой опасности. Он не простой человек, он орудие сатаны и мог принести неисчислимые несчастья. Веревки и повязку не снимать – он способен на злые чудеса. Надеюсь, бюро примет правильное решение.
– Без всякого сомнения, – прогудел бас. – И да упокоится в Иордане-реке…
Стучали каблуками, прохаживаясь по комнате, переговаривались, смеялись. Затянутые на совесть веревки больно вгрызались в тело. Павел почувствовал, что его странствиям, судя по всему, пришел конец. «Джуди! – кольнуло в сердце. – Что будет с ней?..»
– Медлить нельзя, – сказал Страж. – Господин офицер Синицын, распорядись прямо сейчас послать за моими братьями. Думаю, они не откажутся присутствовать. Скажи, что на рассвете.
– Я бы девчонку приласкал, – просительно задребезжал бдительный бородач Федор Карелин. – Мне бы за девчоночку подержаться…
Захохотали нестройным хором.
– Уж больно кусачая, – проговорил кто-то сквозь хохот. – И господину Синицыну лоб расцарапала; слава Богу, – не что-нибудь другое…
– Девчонка обыкновенная, – размеренно сказал Страж, обрывая смех вокруг. – Я уточню у братьев, откуда она и как попала к этому орудию сатаны, а пока пусть побудет в гостях у тихих матерей. Но под замком.
Павел, напрягая шею, вжался щекой в пол, осторожно провел головой по доскам, пытаясь хотя бы приподнять повязку. Лишь бы удалось открыть хоть один глаз, лишь бы удалось взглянуть – и разметать, расшвырять взглядом, разбить головы о стены, задушить это чудовище, эту нелюдь, принявшую облик человеческий…
– Ага, очнулся, – пробасил офицер.
– Успокой его, – распорядился Страж.
Павел слышал и чувствовал, как, прогибая доски, приближается к нему кто-то тяжелый, внутренне сжался, осознавая полнейшую свою беспомощность и беззащитность, застонал от неожиданного резкого удара ногой по лицу, а от второго удара в затылок вновь потерял сознание.
В стране теней было тоскливо и неуютно. По сырому полу длинного полутемного сарая метались сквозняки, через щели в дощатых стенах затекала черная густая жижа, превращаясь в застывшие студенистые серо-лиловые лужицы. Пространство под крышей казалось вязким, медленно пробирались к стенам серые тени, цеплялись пальцами за доски, раздвигали их и беззвучно вываливались в темноту. Между лужицами бродили Стражи в серых плащах, сближались, скупыми заученными движениями молча отрывали друг другу головы вместе с капюшонами, бросали на пол, но головы тут же вырастали вновь. Сарай был переполнен пульсирующей болью.
Он дополз до стены, с усилием оторвал доску и выпустил боль в наружную темноту. Темнота всосала боль, хлынула в сарай, поглощая несчастные немые тени с туманными пятнами на месте лиц, поглощая ненавистные серые плащи. Темнота застыла перед глазами, спеленала по рукам и ногам, не давая пошевелиться. Павел вновь ощутил тугую повязку на лице, а еще через несколько мгновений убедился, что руки его тесно прижаты к бокам, а ноги упираются во что-то твердое. К лицу прикасалась ворсистая грубая материя. Ему стало ясно, что он лежит в зашитом мешке, перевязанном веревкой снаружи, и в ногах у него большой гладкий камень. О назначении камня можно было догадаться без особого труда, даже если не слышать разговора насчет Иордана-реки в комнате Стража…
Когда первый яростный и бесполезный порыв немедленно освободиться угас, столкнувшись с неумолимой прочностью веревки, Павел перестал метаться, не расставаясь, однако, с надеждой на лучшее будущее. Хотя для такой надежды не было ровным счетом никаких оснований. Его, связанного, просто сбросят с какого-нибудь обрыва или моста после приличествующей случаю церемонии – и оружие сатаны навсегда погрузится на черное дно здешнего Иордана, избавив мир от опасности.
Он проиграл, он был слишком самоуверен, слишком рассчитывал на свои силы и недооценивал возможностей других, этих господ офицеров безопасности, он не имел опыта подобной борьбы, а теперь приобретенный опыт ему уже вряд ли понадобится…
