Алианна вздрогнула. Да, она знала, что все прочие должны быть мертвы, но все же эти слова резанули ее, как ножом. Тем более, когда прозвучали в такой вульгарной, пренебрежительной манере. Она с неприязнью глянула на Пакрата.
— Так заберись в дом. Ты ж у нас мастер взламывать и проникать.
Вор пожал плечами:
— Так, как эти летучие ублюдки вламываются в окна и двери, даже я не умею…
Они нашли убежище в доме неподалеку. Пробравшись через кухню, воры поднялись на верхний этаж, откуда можно было наблюдать за улицей. Особняк был не таким роскошным, как жилище торговца шерстью, однако большим и прочным, с толстыми стенами и крепкой дверью. Воры не отважились разжечь огонь, опасаясь, что хищники увидят или унюхают дым. Они расположились в хозяйской спальне, выставив у окна часового, который тщательно обозревал небо и соседние крыши. Второй часовой расположился в комнате поменьше — следующей за спальней, с окном, выходящим на противоположную сторону.
Воры по очереди вымылись и обработали друг другу раны еще до того, как поели, хотя все они были голодны. В первую очередь хотелось избавиться от грязи и крови, словно это помогло бы очиститься от ужасов и жестокости ночных часов. Глупость какая, горько подумала Алианна, но когда пришла ее очередь мыться, она обнаружила, что трет себя так же ожесточенно, как и все прочие. Даже неряха Пакрат в кои-то веки, казалось, рад воде и мылу.
Друзья мало что могли рассказать Алианне о потере Каверн. Они выжили только потому, что во время нападения чудовищ находились снаружи — на улицах. Никто из них не был расположен пересказывать подробности увиденного. Стыдясь себя самой, Алианна поняла, что рада этому обстоятельству.
Алестан едва притронулся к еде. Он отодвинул тарелку и потер воспаленные глаза.
— Конечно, мы не знаем наверняка, что все до единого мертвы. Некоторые могли отыскать убежище в городе, как ты, Алианна. Возможно, они…
— Невозможно, буркнул Пакрат. — Даже если и так, ты и вправду веришь, что они переживут на улице следующую ночь? Эти крылатые сукины дети повсюду. Никто не сумеет остаться в живых. Мы — тоже.
Алианна резко развернулась к нему.
— Почему это? Я же сумела. Я знаю, что это возможно. В конце концов это большой город. Здесь можно украсть еду, если нас загонят в ловушку. Здесь можно найти укрытие. А если соблюдать осторожность, то…
— Не обманывай себя. — Пакрат послал ей исполненный презрения взгляд. — Смирись: остальные Призраки мертвы. И мы скоро будем. Это всего лишь вопрос времени.
— Ты еще кое-что не учитываешь, Алианна. — Гелина вышла из соседней комнаты, где Тосель сменил ее на посту. — Сейчас убийцы сыты. Им недосуг рыскать внизу, выискивая мясо. Но здесь их, кажется, ужасно много. Что будет, когда их запасы подойдут к концу? Они станут искать везде — всех, кто сумел выжить. Попомни мои слова.
— А это означает — нас, — прибавил Пакрат. — И если до темноты не придумаем что-то действительно умное, нас можно смело считать мертвецами…
Открыв глаза, Заваль увидел перед собой солдата Мечей Божьих, и его сердце встрепенулось от радости. Спасен! Кто-то из верных людей пришел ему на выручку! Его освободят от этих сумасшедших баб с их чудовищем и проводят домой!.. Но вот он окончательно проснулся и вспомнил, что у него нет больше дома, а Мечи Божьи служат отнюдь не ему. Он похолодел. Блейд явился за ним! Воспоминание о предательстве и измене обрушилось на Заваля тяжелой волной. Он не может вернуться в Тиаронд. Даже если случится невероятное, если Гиларра и безжалостный командир Мечей Божьих оставят его в живых, горожане с удовольствием разорвут его на части. Незнакомец в черном плаще пристально смотрел на Заваля.
— Ты пропустил Жертвоприношение, — мягко сказал он. — И оно не произойдет до следующего года. Если вернешься сейчас, ничего хорошего из этого не выйдет.
Заваль сел, резко выпрямившись.
— Кто ты такой?
Его собеседник поставил тарелку, которую держал в руках, и тоже уселся, примостившись на краешке кровати.
— Меня зовут Элион, — сказал он. — И я хотел бы стать твоим другом. Хотя, полагаю, ты придерживаешься иного мнения на этот счет.
— Ты заодно с этими проклятыми женщинами?
— Во всяком случае, я не солдат Мечей Божьих. — Молодой человек улыбнулся. — Я просто на время позаимствовал их форму. Ну, ты знаешь, как это бывает…
Краска прилила к бледным щекам Заваля. Иерарх вспомнил ту ночь — много лет назад, — когда он презрел одиночество и воздержание. Скрыв лицо под маской, он спустился в город, чтобы отдаться во власть кабаков и борделей…
Не думай об этом.
— Ты заодно с этими женщинами? — настаивал он. Юноша пожал плечами:
— Что ж, не вижу смысла отрицать. Мы явились из одного и того же места — все, кроме старой наемницы — и преследуем одни и те же цели. — Он наклонился поближе к Завалю и, понизив голос, проговорил: — Хотя я не в восторге от их общества, если быть откровенным. Думаю, ты уже успел заметить, как они тупоголовы и несговорчивы. Но сейчас миру грозит катастрофа, и нам всем нужно действовать сообща, чтобы предотвратить ее…
Заваль вздрогнул.
— Нам всем? Как это так? Ведь судьбы мира — в руках Мириаля…
Элион мысленно поморщился и решил в следующий раз поосторожнее выбирать выражения. А потом начал заново.
— Даже если это так, я думаю, настало время, когда Мириалю нужно оказать помощь…
— Что? — Иерарх задохнулся от гнева и возмущения. Что за ересь?!
Затем внезапно Заваль припомнил свой сон. Или не говорил тогда Мириаль, что не наказывает его — а только испытывает?
Так что же, это испытание? Но как он мог знать наверняка? И чего хочет Мириаль — чтобы он осудил этого еретика или чтобы помог ему спасти мир?
Если бы я не проснулся! Если бы сон был немного длиннее! Тогда я, возможно, узнал бы правду…
— Но… но как я могу действительно помочь Богу? — сказал он с сомнением.
Элион наклонился вперед.
— Прежде чем мы продолжим разговор, скажи мне одну вещь. Ты и в самом деле готов сделать все, чтобы спасти свой народ?
Не этого ожидал Заваль, однако отозвался, не колеблясь ни секунды.
— Если я позволил, чтобы меня привязали к столбу и сожгли заживо, думаю, это ответ на твой вопрос.
Серые глаза собеседника были прикованы к его лицу.
И Заваль не выдержал его взгляда.
— Я не знаю, — прошептал он.
Молодой человек ждал.
— Я всегда говорил себе, что готов умереть за моих людей, — с горечью продолжал Заваль, — но когда пришло время сдержать клятву и взойти на костер, меня охватил дикий ужас. Я был готов сделать все что угодно, только бы избежать этой судьбы. Даже если это означало бы обречь моих людей на вечные муки.
