Анар наконец понял, что растерялся именно из-за того, что облик и поведение настоящей тал сианай резко отличались от заученного образа, и рассердился на себя за эту растерянность.
Однако какими бы нелепыми ему ни казались его действия — если бы он сделал всё в точном соответствии с Кодексом, ему сейчас было бы еще более неловко.
Разумеется, он никому не расскажет о той, что явилась ему в подземелье, да и кто поверил бы такому рассказу? Ему сейчас и самому не верилось, что он всего несколько десятков минут назад говорил с тал сианай, волшебным и всемогущим существом из священных преданий. Но даже больше самого присутствия тал сианай Анара поразило то, что она оказалась совершенно не похожа на тот образ, который рисовали жреческие книги. Её красота не ослепляла, голос не побуждал немедленно распластаться на земле, а речь вовсе не была высокопарной. А уж в то, что тал сианай может упасть ему на голову и не прикончить на месте, дабы никто не узнал о её позоре, было просто невозможно поверить.
Анар всегда любил загадки. Он обладал ненасытной жаждой знаний и безрассудным любопытством, которое вовсе не подобало наследнику руалского трона. Он давно привык скрывать свои мысли и прятать желания от внимательных взглядов окружающих, которые оценивали слова и даже жесты алая, сопоставляя их со сформировавшимся веками образом наследного принца.
«Наследный принц…» — когда он впервые услышал это проклятое словосочетание в свой адрес, оно прозвучало для него как приговор, хотя тогда Анар и не подозревал, что именно ждёт его на этой «должности». Впрочем, в тот момент, когда он впервые пробудился в своём дворце в Руале, чутьё его не обмануло — быть наследником местного престола оказалось не самым приятным делом…
…Он проснулся в каком-то зале. Открыл глаза и увидел смуглое лицо молодой женщины в роскошных одеждах, которая склонилась над ним, шепча непонятные алаю слова. Её лицо было знакомо Анару, но он никак не мог припомнить, кто же это такая, он вообще ничего не мог вспомнить — было только чувство какой-то беспричинной грусти, если не отчаянья. Её зелёные, как молодая листва, глаза ярко светились от переполняющих эту Женщину магических сил.
Вскоре он с изумлением узнал, что это его мать. Его родная мать, которая, как и все матери, любила его, заботилась о нём, желая для сына всего самого лучшего. Но именно эта грозная женщина держала его здесь по сей день. Амбициозная и властолюбивая Амиалис в прошлом вынуждена была оставить трон, но имела решимость сделать всё возможное, чтобы её сын занял место своей матери. По странному руалскому закону о престолонаследовании, несмотря на то что после отречения Амиалис от трона, на него взошёл её младший брат Кор, наследовать ему должен будет не его старший отпрыск, а дитя Амиалис. Хочет оно того или нет.
Анар быстро вошел в ритм своей новой жизни, и хотя окружающий мир сразу показался ему чужим и бесцветным, как и положено алаю, он легко адаптировался к нему, так и не приняв его сердцем…
…Дни сомнений давно миновали, прошло то время, когда многочисленные учителя Анара, призванные сделать из него достойного наследника престола, могли угрозами, а то и силой заставить его подчиняться себе. Чем больше его наказывали и принуждали, тем более усердным учеником он становился — ему не стоило большого труда понять, каким его хотят видеть жрецы и родственники, и соответствовать этому образу, умело пряча свои «богохульные» мысли. Такая двойная жизнь не тяготила юного алая, наоборот, ему доставляло удовольствие водить своих учителей и старших родственников за нос. Ему было скучно, в этом насквозь фальшивом и зарегламентированном обществе. Его любимой забавой стало ставить их, так кичащихся своей мудростью и величием, в неловкую ситуацию и вдобавок оставаться совершенно не причастным к ней. Но это быстро надоело ему, и уже первые годы своей жизни в Руале Анар посвятил собственному совершенствованию. Пропуская мимо своих неправильно-золотистых ушей все религиозные догмы, которые старательно вдалбливали ему в голову наставники, Анар жадно впитывал знания, касающиеся магии.
Помимо врождённых способностей, которые даровала ему его царская кровь, Анар владел некоторыми умениями, ставившими его учителей в тупик. При желании этот странный юноша мог, не прибегая к магии, неимоверно ускорять свои движения, иногда умудрялся взлететь или прыгнуть на неправдоподобно большое расстояние.
Сам Анар тоже не знал источника этих странных способностей. Но в его жизни всегда было много такого, чего он не мог ни сам объяснить, ни выспросить у несомненно осведомлённых членов королевской семьи. Первой загадкой, которая так и осталась без ответа, был его странный, резко отличающийся от внешности остальных руалцев облик. Он был таким же стройным и гибким, как они, но значительно выше ростом; его глаза светились, как и положено алайским глазам, но меняли свой цвет в зависимости от угла зрения. Вдобавок его уши и хвост были какого-то львиного, золотистого оттенка, а волосы — такие же светлые — ещё и вились.
Несмотря на то что он являлся наследником престола, Анар был здесь чужаком, и ему необходимо было как можно быстрее усвоить все то, чему его могли научить многочисленные преподаватели, чтобы наконец-то выйти из-под их ненавистной опеки. Он делал всё возможное, чтобы обрести право иметь собственное мнение и самостоятельно распоряжаться своей жизнью, и в краткие сроки достиг немалых успехов.
«Успехи» Анара не остались незамеченными — за ним продолжали пристально следить, но уже не затем, чтобы заставить его соблюдать правила приличия, а чтобы помешать ему сделать что-либо опасное в отношении высокопоставленных персон.
Поначалу Анар не знал, как ему вести себя в ситуации, когда столь многие алаи, с которыми, как думал Анар, ему нечего было делить, вдруг начали считать его своим противником; и даже родня, как оказалось, не испытывала к нему тёплых чувств. Но он быстро научился отделываться от шпионов и достойно отвечать на претензии родственников.
Его оставили в покое. Почти все. Тех же, кто не захотел вовремя сделать это, он «успокоил» сам. Анар никогда не задумывался над тем, кого пронзало лезвие его меча, и не интересовался причиной нелюбви к нему тех, кто рассыпался пеплом от его заклятий. Наследник считал, что раз уж эти алаи, движимые собственными амбициями, имели смелость или глупость объявить его своим врагом, то они, разумеется, знали, на что идут.
Анара стали уважать и побаиваться, особенно потому, что планы его и цели оставались неясными для внимательно следящих за ним высокородных алаев. Он обрёл возможность проявлять свою индивидуальность, не опасаясь немедленного наказания. Это оказалось как раз кстати — Анару уже надоело мелко пакостить родственникам, которых он не любил с первого дня, как увидел их полные застывшего, какого-то каменного величия лица. Теперь ему сходили с рук почти все его выходки, вроде совместных трапез со своими рабами, или вмешательства в беседы верховных владык Руала. В те дни Анару впервые пришла в голову мысль, что теперь, обретя «достойную репутацию и влияние», он может повлиять на порядки в Руале. Алай сделал пробную попытку привнести в существующую систему законов несколько новшеств, но быстро и весьма болезненным способом осознал, что все его действия не только бессмысленны для жителей Руала, но и вредоносны для них.
