— Тем не менее доказать бы не мешало. Чтобы попасть в здание, ты должен пройти мимо меня, а я получил приказ никого не пускать.
Усилием воли Ларсон заставил себя говорить серьезно и спокойно.
— Вы исполняете свой долг, я свой. Можете стрелять в меня, но я иду туда.
С кошачьей грацией Эл обогнул рослого полисмена и зашагал к пожарной лестнице.
В эту секунду толпа разразилась одобрительными восклицаниями, и это позволило Ларсону сделать вид, будто он не слышит криков полицейского. Переговорное устройство на поясе офицера сквозь писк и треск выдало сообщение о том, что «кто-то… взбирается на здание».
Один из копов припустил за Элом вдогонку, и тот, ускорив шаг, посмотрел вверх. Солнце, отражаясь от блестящих стен здания, слепило глаза, но это не помешало ему рассмотреть крохотную темную фигурку.
Тазиар!
Силме, видимо решив, что он обратился к ней, тут же отреагировала:
Что с ним? Не он ли взбирается на эту дурацкую вышку? — В ее мыслях угадывалось удивление. — А он знает, что мы — на восемьдесят шестом этаже?
Конечно знает. Я ему говорил. Ты полагаешь, будто это способно его обескуражить?
Им хорошо было известно, что у скалолаза непреодолимая тяга ко всему, что кажется непреодолимым.
А что, если он свалится?
Ларсон не стал утруждать себя очевидным ответом. Маленький верхолаз уже перевалил через пятиэтажное основание и, взбираясь по основной части башни, находился на уровне седьмого этажа, то есть на высоте, достаточной для того, чтобы при падении переломать себе все кости. Полицейские, неистово крича в мегафоны, безуспешно пытались его остановить.
— Черт с ним, пусть поднимается, — услышал позади себя Ларсон голос здоровяка.
— Это еще почему? — огрызнулся его напарник.
— Да потому, что даже если этот малый одолеет все этажи, в чем я, честно говоря, сильно сомневаюсь, он все равно ни черта не сможет предпринять.
— Если вообще заберется.
Последние слова потонули в гуле толпы, криках копов и треске помех полицейской рации. Ларсон тем временем добрался до подножия наружной пожарной лестницы. Ведущая к ней дверь, обычно запертая, была открыта, но охранялась другой парой стражей порядка.
Эл!
Неожиданное возвращение Силме застало Ларсона врасплох, так что он споткнулся.
Ты где? Что делаешь?
Направляюсь к лестнице.
К лестнице? А ты знаешь, что в ней две тысячи ступеней?
Здорово! Полторы тысячи ее не впечатляют. Ларсон постарался, чтобы эта мысль ей не передалась.
А ты бы предпочла, чтобы я поступил как скалолаз?
Конечно нет. Я предпочла бы, чтобы ты остался внизу и помогал полиции. А я передавала бы тебе информацию.
Ага, до сих пор это здорово срабатывало! Черт, надо себя сдерживать…
Полисмены, увидев его, преградили подступ к двери.
— Сюда нельзя, сынок, — сказал один из них.
Ларсон остановился. Слишком раздраженный и нетерпеливый, чтобы снова вступать в препирания, он, сделав вид, что поворачивается, развернулся и ударил одного из охранников кулаком в плечо. Охнув, коп отлетел в сторону, открыв проход, достаточный, чтобы Эл успел туда проскочить.
Набирая скорость он мчался по ступеням, преследуемый тяжелым топотом и криками:
— Эй! Туда нельзя! Это опасно! Стой! Эй!
Ларсон, не обращая внимания, несся вверх.
Полицейские попадались через каждые несколько лестничных площадок, но у них имелись дела поважнее, чем заниматься каким-то придурком, возомнившим себя героем и попытавшимся взбежать на высоту в тысячу футов. Он, конечно, находился в превосходной физической форме, но уже на уровне десятого этажа поймал себя на том, что дышит тяжело, а на двадцатом начал задыхаться.
«Здорово, приятель! — сказал он себе. — Просто здорово! Может быть, каким-то чудом ты сумеешь взлететь наверх и потребовать, чтобы эти маньяки сдались».
И тут его посетила мысль, до сего момента вообще не приходившая ему в голову. Судьба близких ввергла его в такое состояние, что он, спеша им на выручку, даже не подумал о том, как, собственно говоря, намерен справиться с этими сумасшедшими. Пожалуй, от подобных размышлений стоит избавиться, сосредоточившись лишь на движении наверх. Ведь эти ребята, надо полагать, хоть и безумцы, но не тупицы.
Размышляя, он даже снизил темп, хотя подъема не прекратил.
Где ты? — подозрительно поинтересовалась Силме.
Тебе лучше не знать, — ответил он, вспомнив позицию, занятую Тазиаром.
Не знать, может, и лучше, но знать необходимо.
Что происходит наверху? — спросил он вместо ответа.
Троица маньяков совещается. Похоже, они не очень поверили в то, что для вертолета слишком ветрено.
Ларсону это не понравилось, но он сосредоточился на мысленном разговоре, ибо оказалось, что это позволяет хоть немного забыть о боли в ногах и разрывающихся легких.
Как думаешь, могла бы ты убедить их?
Риск очень велик. Кто знает, как могут они отреагировать на мысленный посыл?
А нельзя просто обронить замечание, что сегодня, например, ветер сильнее, чем когда ты была тут в последний раз?
Они требуют тишины. Один парнишка с перепугу заголосил, так они пригрозили сбросить его вниз. А у старика, пытавшегося подать голос, отобрали коляску. И сбросили ее.
Сердце, подгоняемое как тревогой, так и физическим напряжением, грозило выскочить из груди. Утешало лишь то обстоятельство, что захватчики, похоже, предпочитали не причинять вреда гражданским лицам. Правда, тем, на кого угодили бы обломки инвалидной коляски, могло не поздоровиться, но она, скорее всего, не вылетела за пределы полицейского оцепления. Тревожило не это, а отчетливое ощущение усиливавшегося беспокойства, исходившего от Силме.
Что?
Что «что»? — откликнулась она, прикинувшись непонятливой.
Измученному тяжелым подъемом Элу было не до игры словами.
Ты что-то знаешь, а мне не говоришь.
Я вообще много знаю.
Шутка вроде бы удалась, но Силме это не порадовало: верный признак того, что он попал в точку.
Он продолжал свой безостановочный бег, мимоходом отметив, что полицейские на лестничных площадках больше не попадаются.
Так все-таки что ты от меня скрываешь?
Помнишь, я говорила про охранников?
Ларсон поморщился. Это он, разумеется, помнил.
Как там раненый?
Еще жив. Он без сознания. — Она помолчала. — Эл, они замышляют недоброе…
