В спину больно подтолкнули дулом револьвера, и омерзительный дребезжащий голос скотины Шфарича потребовал:
— Шагай вперед, не стоять! А теперь стой, и без глупостей у меня, стреляю сразу!
Грул сидел на раскладном походном стульчике, жердевой стол перед ним был завален бумагами и картами. Он как раз рассматривал одну, и при нашем появлении даже глаз не отвел. Хмыкнул, сложил, взял другую, процедил:
— Оставь нас, Шфарич.
— Но как же!..
— Сказано: оставь. Этот прохвост не для того заявился, чтобы меня прикончить.
За спиной хлопнул брезент, его надо быстро возвращать на место, а то летающая нечисть толпой вломится. Обернувшись по сторонам, я заметил еще один стул. Самодельный, из связанных кожаными полосками обрезков жердей, зато хоть и с неказистой, но спинкой. Подвинув ближе, непринужденно расселся перед генералом по другую сторону стола, уставился на вояку честным взглядом. Но солдафон не клюнул, так и продолжал делать вид, что всецело занят изучением важнейшей штабной карты. Кстати, надпись на стороне, обращенной ко мне, гласила, что на ней изображен район Нового Нариавана, главного города провинции. До него отсюда очень далеко. А в сложившихся обстоятельствах — бесконечно далеко. Грула прижали к гиблым болотам Чафанских джунглей, ему сейчас не до наполеоновских планов захвата столицы.
Если его здесь не достанут правительственные войска, то достанет плесень. В здешней непреходящей сырости она быстро съедает все, кроме металла.
Ну, раз он молчит, мне не тяжело первым снизойти до разговора.
— Приветствую вас, мой генерал. Вижу, вы подготавливаете очередной гениальный военный план? Замечательный замысел, и хоть не знаю, в чем он заключается, заранее одобряю.
Ноль реакции. Ну ладно, попробую поменьше ерничать.
— Я тут как раз проплывал мимо, и дай, думаю, загляну. Заодно познакомлю со своим приятелем, капитаном Дором Танном. Отличный моряк, и к тому же искренне сочувствует вашему делу. К сожалению, его не пустили вместе со мной, снаружи ждет.
Мертвая тишина нарушается лишь моим голосом и шуршанием бумаги. Но я не из тех, кто быстро сдается.
— Узнал последние новости, и, знаете, они мне не понравились. Очень неприятно, что противник получил подкрепление. Спутал вам все планы.
— Ага… — буркнул генерал, не отрываясь от карты.
О! Голос подал! Уже кое-что, надо двигаться в том же направлении.
— Особенно меня возмутили дирижабли. Эти летающие колбасы успели достать до печенок. А меня не так легко достать, вы же знаете.
— Ну да… — тем же подчеркнуто-безучастным голосом, но в нем все более и более ощущается нотка иронии.
— Вот я и подумал: раз мой генерал в таком бедственном положении, ему не помешает достойная помощь. А кто может помочь лучше, чем преданные люди? Вроде меня. Так что, ни секунды не колеблясь, направился в лагерь. Без приключений не обошлось, но, к вашему счастью, все же добрался.
— Великая радость… ага…
— В общем, мой генерал, я перед вами и готов приложить все силы, чтобы вы огнем и мечом отвоевали все, что у вас отняли. И даже больше. Карта окрестностей Нового Нариавана при этом очень пригодится, потому как столицу Западной Реулы надо брать обязательно. Безобразие, что она до сих пор не наша, не так ли?
Генерал, наконец, оторвался от бумаг, и я сумел оценить его лицо. Такое впечатление, что лет на пять постарел, глаза покрасневшие, переполнены усталостью, но в их глубине горит все тот же неугасимый злобный огонек:
— Ну, привет… демон Леон. Знаешь, что я хочу тебе сказать?
— Весь во внимании.
— То, что ты не знаешь все новости. Главная беда — снабжение. С теми же патронами у нас просто беда, мы уже давно никого не расстреливаем. Да не волнуйся ты так, выпутаться из этого положения можно. Как вешали, так и вешаем, веревки есть. А одного предателя на кол посадили позавчера, хоть какое-то разнообразие.
— Я всегда знал, что вы можете выкрутиться из самого затруднительного положения.
— Знаешь, Леон, попадись ты мне тогда сразу, уже давно бы кормил червей во рву за лагерем. Очень уж я тогда огорчился, сам не свой был. Рот закрой! Я не позволял тебе его раскрывать! Вот так! Ты, когда молчишь, кажешься почти приличным человеком, а не бесстыжим мерзавцем, каких я еще не видал. Так вот, тебе тогда повезло, не попался под горячую руку. И потом уйти ухитрился, весьма интересным способом. Не будь там Мушду, я бы ни за что не поверил в такое. Да и другие твердили одно и то же слово в слово. И да, ты знаешь, почему сейчас сидишь здесь, а не изучаешь своей задницей остроту кола? Ты, Леон, наглец, каких днем с огнем не найти, но ты не дурак, это признаю. И не самоубийца, жизнь ты любишь. Значит, заявился ты не для того, чтобы я ломал голову над выбором способа твоей казни. Тебе, гаду подколодному, есть что мне предложить. Что-то такое, от чего я вряд ли смогу отказаться. Ради чего пойду на многое, в том числе и забуду о том огорчении, которое я испытал после твоего гнусного предательства. А теперь очень коротко, без дурацких ужимок и тупых шуточек говори: зачем пришел?
— Директория проиграет эту войну. Я принес вам победу.
— Да ты что?! Вот радость-то какая, мне этого тут очень не хватает!
— Я, вообще-то, серьезно.
— Я тоже. Давай подробнее и без глупостей. Не забывай, что мы в лесу, здесь есть из чего вытесать длинный кол, как раз под твой рост.
— Вы не поверите…
— А ты меня убеди.
— Могу я попросить выйти вас из палатки?
— Зачем?
— Просто выйдите, оцените обстановку вокруг нее и вернитесь. Это не шутка, это вас кое в чем убедит без слов. Сэкономит время на объяснения.
— Ну смотри у меня… не забывай про кол…
Грул поднялся, подошел к выходу, откинул полог, сделал шаг наружу, замер. Надо отдать генералу должное: ему хватило пяти секунд, чтобы сделать надлежащие выводы, после чего он неторопливо вернулся, сел на прежнее место, уставился на меня, задумчиво протянул:
— Часовых, заснувших на посту, у нас расстреливают. Ну, или вешают, особенно если с патронами дела плохи.
— Это не тот случай. Часовые невиновны.
— Я почему-то так и решил, что заснули они не по своей вине. Оставили меня, так сказать, без охраны. Там, правда, еще Шфарич есть. Он, конечно, та еще гнусная собака, но предан до невозможности и не трус. Но, мне кажется, что сейчас от него толку мало. Занят он очень. Странным делом занят. Вылизывает грязь с ног какой-то дамы. С виду вроде не местная шлюха, и вообще не видел ее никогда. Странный у нее вид. Ох, она и дылда, даже на сидящую глядеть страшновато.
— Ее зовут Литтейгиса. Она нездешняя.
