Ийлэ согласилась, что да, наверное, не отдали бы.
…раньше.
…давно. В прошлой жизни, в которой на чердак она заглядывала редко, и уж точно в голову ее не взбрела бы безумная мысль на этом чердаке поселиться.
Мирра нерешительно хихикнула.
А Райдо огляделся: добрый доктор держался в хвосте семейства, у стены, точно надеялся, что тень спрячет его от глаз супруги. Та то хмурилась, то старательно улыбалась, и эта улыбка была лишена и тени искренности, она уродовала и без того некрасивое лицо женщины, делая его похожим на расписную театральную маску.
Нет, маски, пожалуй, посимпатичней будут.
Младшая из дочерей держалась в стороне, в тени, невольно подражая отцу. И сидела тихо, лишь на сестрицу поглядывала и, когда думала, что не замечают ее, морщилась. Не нравится?
Хотелось бы знать, что именно не нравится…
— Милые дамы, — Райдо любезно улыбнулся, отметив, что при виде клыков его Мирра ощутимо вздрогнула. — Надеюсь, вы не откажетесь от чая?
Конечно, дамы не отказались.
Ни от чая, ни от предложения остаться в доме… ведь буря разыгралась, и разве гостеприимный хозяин позволит гостям рисковать жизнью?
Комнат довольно.
И дом надежен, а Райдо безмерно счастлив оказать этакую любезность. Во всяком случае, он очень надеялся, что выглядит в достаточной степени счастливым.
Глупым.
Беспомощным.
Таких не боятся, а значит, потеряют осторожность и… и все одно мыслями Райдо возвращался к альве, и к мальчишке, который потеряв остатки совести, бросил вожака… а с другой стороны и хорошо, пусть присмотрит за альвой, чтобы глупостей не натворила… пару часов присмотрит. Вечером же Райдо и сам заглянет, благо, точно знает, где альву искать.
— Вы играете в лото? — осведомилась Мирра, прижимаясь всем телом. И на руке повисла, а рука и без того ноет… и желание одно — избавиться от докучливой девицы.
Нельзя.
Матушка говорила, что женщины любят внимание… а еще знают порой больше мужчин… женщин вообще зачастую недооценивают. И Райдо, стиснув зубы — он надеялся, что гримаса эта будет сочтена разновидностью улыбки, сказал:
— Я обожаю лото…
— Ах, какое совпадение! Я тоже…
Освободится он нескоро…
…Райдо появился глубокой ночью.
Ийлэ не спала — она пребывала в позабытом уже состоянии полудремы, когда сознание повисает на грани, готовое в любой миг, по малейшему шороху, сбросить оковы сна.
Ийлэ слышала и стон досок.
И шелест ветра.
И скрип крыши, которую следовало бы подновить, об этом еще отец говорил.
Услышала она и тягучий стон дверных петель, и осторожные шаги. А следом появились и запахи — бренди, опий и болезнь.
Это сочетание было тревожным. И сон тотчас слетел с Ийлэ, вот только уйти она не успела.
— Тише, — сказал Райдо шепотом. — Это я. Это всего-навсего я… проклятье, голова кружится… в комнате душно. Я окна открыл, а все равно душно.
Он добрался до трубы и уперся в нее ладонью, застыл, дыша шумно и часто сглатывая.
— Со мной такого давно… выпил, называется… с гостями… чтоб им провалиться всем…
Ийлэ молчала, надеясь, что пес уйдет.
— А Нат сказал, ты здесь прячешься. Он думает, что это я виноват, что ты здесь прячешься… из-за этих… ты их боишься?
— Нет, — шепотом ответила Ийлэ.
— Правильно. Не надо бояться. Я не позволю тебя обидеть… я тебе вот… принес одеяло… тут же холодно, а у меня жара стоит… духота…
Он выронил сверток, который держал подмышкой, и наклонился, чтобы поднять, но не удержался на ногах.
— С-сейчас… — Райдо встал на четвереньки. — Погоди… что за… я пить умею… не думай… и норму свою знаю… и сегодня два стакана, а… ведет, как с двух бутылок… Нат злиться будет…
— Опий.
— Что?
Ийлэ подалась вперед, попросив:
— Дыхни.
Пес и дыхнул.
Кровь. И гной. И значит, не хватило ее малых сил, чтобы запечатать все семянки. Или же его собственное железо не способно оказалось затянуть раны. Воспалились.
Больно ему?
Наверняка.
Но он почему-то не злится…
Не это важно… нет, важно, но не это… а слабый мягкий аромат, который почти теряется в иных. Не опий. Опий пес бы почуял, у него нос получше, чем у Ийлэ… а вот опий с корнем черного ладанника — дело иное…
…фирменная настойка найо Арманди.
…она так много о ней рассказывала и порой привозила к чаю, сама разливая по крохотным, с наперсток, чашечкам тягучую ароматную жидкость.
…слишком тягучую и чересчур ароматную.
И мама говорила, что у людей чутье слабее, что им этот запах приятен.
— Опий, — повторила она.
А пес вдруг покачнулся и подался вперед, скользнув щекой по пальцам Ийлэ.
Холодная кожа. Сухая. И жесткая, словно не кожа даже — дерево… гладкое темное дерево… и надо бы руку убрать, но ей вновь страшно разрывать это нечаянное прикосновение. А дыхание Райдо щекочет кожу.
— Настойка…
Она все же отдернула пальцы.
И за спину спрятала.
— Настойка, — повторил он глухо. — Вот значит, как оно… та еще гадость… нет, на вкус, может, оно и ничего, хотя я и не любитель сладких ликерчиков, но вот запах… такое чувство, что она в эту настоечку флакон духов вылила.
Ийлэ кивнула: для пса запах черного ладанника должен быть особо неприятен.
— Задницей же чуял, что не духами, а… — пес осекся, он явно не собирался уходить и на полу устроился, сунув принесенное одеяло Ийлэ. У нее есть.
Нат тоже притащил.
И сидел до заката.
Свечей оставил с полудюжину. И чай во фляге, шарфом обмотанной. Ее Ийлэ у трубы устроила, чтобы не слишком фляга остыла.
— Не духами, в общем, пахнет. Одеяло возьми.
— У меня есть.
— А она мне… мол, попробуйте настойку… фирменная… я, пень старый, и попробовал… хорошее воспитание, чтоб его…
…наверное, Ийлэ могла бы улыбнуться…
…там, в иной жизни…
В этой она нащупала флягу, которую и протянула псу. Руку убрала быстро, избегая еще одного случайного прикосновения.
— Еще одна особая настойка?
— Чай. Нат.
— Натов чаек — это хорошо, а то сушит… и вот что я тебе скажу, от хорошего воспитания — одни проблемы… послать бы ее в Бездну с ее настоечкой, так нет же… пил… и вот теперь сушит… ведет… и душно невыносимо… я тут полежу, с вами… она спит, да?
— Да.
Отродье и вправду спало сутками.
Ело и спало.
Просыпалось, снова ело жирное козье молоко, а наевшись до белых пузырей на губах, засыпало. Ийлэ не знала, нормально ли это, но… оно хотя бы перестало умирать.
