— Дай — кА, парень, и я попробую иную науку.
Охлябя, а это был он, без слов отдал ему свой лук.
— Повтори для глухих, Радогор. Как, говоришь, надо?
Так все просто, сударь Ратимир. Когда сам на стене стоишь, а снизу на приступ лезут или в поле стеной стоят, что помнить надо? Близко не подпускать и стрелой прижать, чтобы и дохнуть не могли. А потому тот, кто стрелу быстрей бросать будет. Того и сила. Я не жилу тяну, а луковище от себя гну рукой от себя. Стрела сама слетит, как пальцы отпущу. Могу раньше отпустить, могу позже… Зачем мне во всю силу гнуть, если ворог в двух десятках шагов? И вполовину натяга доспех прошьет. И если так, то сколько стрел я могу пустиь? Тут только пальцы успевай разжимать и новую стрелу на тетиву бросать. Не на охоте зверя в око выцеливать….
Говорит будто бы Ратимиру. Но глазом на воев косит и говорит так, чтобы они слышали. А пальцы же мечутся за стрелами и лук со стоном гнется под его рукой, бросая стрела в цель.
— В бою, понятное дело, не в чурку, не в доску стрелы мечешь, в человека. Можно и не угадать. Но когда стрел вдвое, в пятеро больше летит и каждая в око угодить может, не у всякого решимости хватит на встречу смерти бежать. Стрела ведь не скажет, в кого она высматривает и выцеливает.
Почти слово в слово выпалил дедкову науку. И плаху пока говорил, всю стрелами утыкал. Ни одна мимо не прошла, хотя все видели, что почти не следил, всем казалось, куда стрелу целит и куда она летит.
— А теперь сами попробуйте можете пока не спешить. Пусть руки при выкнут. Но через день за каждую потерянную стрелу бегать до реки и обратно заставлю. Сколько стрел уроните мимо, столько раз и бегать будете. Пока в чем есть, а там и в полном доспехе.
Ратимир, услышав это, даже крякну. Сурово рассудил Радогор.
— И вовсе не сурово. — пробился в сознание голос парня. — Пусть лучше от меня бегают, чем от врага. Со мной дедко Вран куда строже обходился. А это все равно, что рукой по голове погладил.
Затаил дыхание и в оба глаза уставился на Радогора. Подумал, что может ослышался? Сам так подумал. Но Радогор стоит, как ни в чем не бывало. И пристально следит за тем, как тянут длинные, обмотанные берестой боевые луки, дружинники Смура.
— Так быстрее запомнят — Уже в полный голос заметил он Ратимиру. — А иначе не наука, а забава. И бегать попривыкнут.
Понятное дело, быстрей запомнят, не мог не согласиться с ним старшина, растягивая, как учил радогор, лук Охляби. Не привычно. Но зато пальцы всегда в одном месте. Выцеливать не надо. Води луковищем и руку прями.
— И с коня за спину бить сподручней. Но лук короче должен быть. Такой мешать будет.
Снова услышал он голос Радогор .
— Встань спиной и испытай.
Испытал. Сноровки нет, но стрела сама из пальцев рвется.
Охлябя теребит старшину за рукав.
— Сударь старшина. Лук то мой. — И не сдержался, уколол. — А ну, как не угадаешь в чурку и погонит тебя Радогор до реки-
— Сбегаю…
Воины при словах Охляби сдержанно, так, чтобы не обидеть Ратимира, непотребной веселостью, заулыбались.
— И до коей поры прикажешь нам стрелы метать, сударь Радогор?
Это уж к нему Охлябя повернулся. Подумал, что и к нему с усмешкой. Заглянул в глаза. Глаза смотрели серьезно.
— Сегодня? Пока пальцы не заболят. А как попривыкнут, как огрубеют, то и дольше можно. Жизнь, Охлябя, твоя, а она чаще всего от одной стрелы зависит.
Вои обступили его со всех сторон.
— Это и Охлябе вертоголовому понятно, Радогор. Над душой можно не стоять. Своей волей сюда ходить будем. А мечному бою когда учить будешь? — Нерешительно вымолвил Неждан.
Разохотились ребята. Все сразу им подавай. Ратимир чуть голову наклонил. Мол, пусть ребята порезвятся. Глаза жарче гореть будут.
— Коли просите, быть по вашему. — Решился он откликнуться на выразительный взгляд старшины. — Палиц не наделали, поэтому биться бережно, чтобы не покалечить друг друга. Бой все против всех. Кто один на поле останется, тот и со щитом.
— А что тут не понятного? — Удивился Радогор с легкой усмешкой. — Выбирай кого хочешь и бейся. Побил и нападай на другого, как в ребячьей игре.
Ратимир слету угадал задумку Радогора. Со стороны на них посмотреть хочет, чего и кто стоит определить.
— В бою не перебирают. Кто под руку попался, тот и твой. И чужого перехватить можно. И со спины налететь.
Так и есть. Приглядеться к ним хочет. Их сноровку оценить. А по ним и об остальных судить будет. И как в стрельбе из лука потом что — то поправить, что — то добавить.
— Река на гору! — Взревел Охлябя.
И, подхватив тяжелый круглый крашеный щит, очертя голову ринулся в атаку на кряжистого, заросшего до бровей окладистой бородой, воя. И остановился, услышав властный голос Радогора. Понять можно. Перед Радогором осрамиться не хъочет Охлябя.
— Отставить! Ни какой горы. И тем более, реки. Я сказал, все против всех!
Не слышит Охлябя. Грохнул со всего плеча мечом в край щита повыше умбона и тут же подставил под удар свой.
Бой сразу развалился на поединки и разбежался по всему полю перед стеной.
Радогор поскучнел лицом. И, заметив на себе острый испытующий взгляд Ратимира, проворчал.
— Как дрова колют.
— Щит… Пока пробьешься через него…
— А зачем ломиться через него? — Удивился Радогор.
— Щит на то и нужен, чтобы закрыться.
В глазах Радогора появилось нескрываемое удивление.
— Да? Кто бы мог подумать. — Спросил он. — Охлябя! И тот, второй, бородатый. Оба ко мне.
Парень неохотно опустил свой меч и, утирая пот с распаренного меча, подошел к нему. За ним, бросая на Охлябю сердитые взгляды, подошел и второй. Бой, судя по их лицам, разгорался не шуточный. Остальные встали полукругом.
— Щит, Ратимир, хорош тогда, когда надо продавить оборону. Или, как стеной, удержать атаку. А не бегать с ним по всему полю. И мечом в него колотить себе в удовольствие, только надсаду наживешь. Нападай, Охлябя. И ты тоже. Кто — нибудь, дайте мне меч.
Охлябя будто только этого и ждал. Выставил вперед щит и сразу же нанес удар сверху, в плечо наискосок. Радогор качнулся в сторону, не сходя с места. Перехватил удар кончиком своего меча, неуловимо быстрым движением отвел его в сторону. А его меч, продолжая движение, описал плавную дугу по низу… режущий удар чуть повыше ступней под, поднятым для отражения атаки, щитом.
— И больше он уже к тебе, Охлябя, с подрезанными жилами приставать не будет. Можешь делать с ним, что захочешь. А по мне так пусть лежит смирнехонько. Или так…
Поманил клинком к себе бородатого.
— Нападай…
И снова легким щелчком, почти не шевельнув мечом, остановил атаку. Придержал чужой меч лезвием. Повернулся на пятке и его боевой нож, бог весть когда, появившийся в его руке, уперся в ребра мужика.
