Из Сеньково снялся и наш эскадрон. Не было ни стрельбы, ни спешки. Красные были где-то далеко и мы спокойно, вместе с обозом, приехали в Поныри. Никаких немецких войск там не было. На улицах иногда попадались немецкие солдаты без винтовок. Вид этих солдат дальше напоминал дезертиров или солдат, у которых нет начальства. По улицам торопливо бегали русские женщины и подростки. В руках у них были какие-то свертки, немецкие сапоги, одеяла и еще чего-то непонятное.
Увидев нас, немецкое войско, едущее на конях, женщины убыстряли ход и исчезали где-нибудь во дворе. Немецкие солдаты, которые нам попадались на улицах, имели независимый вид и не обращали никакого внимания ни на нас, ни на местных жителей, торопливо несущих какие-то ценности. Казалась, что в городе нет никакой власти. Немцы ушли, а русские еще не пришли. И всяк был сам себе хозяин.
Мы расположились в домах поблизости от железнодорожной станции. Время шло к вечеру, еще было светло. Я решил пройтись, осмотреться. Городок был деревянный, одноэтажный. По улицам, как и до этого, куда-то спешили жители с узлами в руках. Я прошелся к месту, откуда все это несли. Это был большой деревянный дом. Неподалеку находился большой деревянный склад с немецким армейским имуществом. В нем было огромное количество ящиков. Некоторые были уже вскрыты, и из них растаскивалось содержимое. Другие наспех вскрывались или грубо разбивались и по вкусу мародера разворовывались. Некоторые, в основном мужчины, чего-то выискивали по вкусу. Ломом взламывали ящики, быстро осматривали их и переходили к следующим. Большинство выбирали шерстяные немецкие солдатские одеяла. Другие несли ботинки и еще чего-то. Когда я вошел внутрь, то некоторые сочли целесообразнее убежать или спрятаться. Потом видя, что меня не интересуют ни немецкое барахло, ни они сами снова сбежались и принялись за свое прибыльное дело. Чтобы не смущать деловых людей, я вышел.
На железнодорожной станции стояло несколько пустых вагонов. Было не видно ни паровозов, ни железнодорожных служащих, только ветер кружил на путях обрывки старых немецких газет. Вскоре на станции появились советские пленные. Их было человек пятьсот. Вид у них был такой, по которому сразу чувствовалось, что они еще только попали в плен. Шли они ровными рядами, четко отбивая шаг. Все одинаково хорошо одеты, строго по форме. За плечами тряпичные вещмешки и сверху или у пояса, круглые советские солдатские котелки. Не было только поясов, ремней солдатских. Немцы отобрали их. Шли они молча, настороженно или, может быть, с какой-то скрытой радостью. Ведь для них война на этом закончилась. Я подошел поближе. Лица пленных были молодые, бритые и довольно сытые. Я спросил у одного:
- Где попали?
- Под Понырями, - ответило сразу несколько человек. Тот, у которого я спросил, прошел дальше, потом несколько раз обернулся, пытаясь понять, что это за немец, так хорошо разговаривающий по-русски. Он сбился с ноги, слегка отстал, на него натолкнулся сзади идущий, подтолкнул его, и колонна пленных прошла дальше. Конвоиров было совсем мало. При желании можно было легко убежать. Но пленные, по-видимому, не желали убегать. Это понимали и немцы-конвоиры, потому шли, закинув винтовки за плечи, отогревая замерзшие руки в карманах шинелей. Прошедшая колонна советских пленных еще долго в моем мозгу задавала вопросы: 'Почему?' Ведь прошедшая колонна выглядела вполне боеспособной воинской частью. Найдись тогда волевой командир, подай команду к бою, прикажи идти на смерть и, не задумываясь, пошли бы. Они почти мгновенно бы разнесли в пух и прах жалкий эскадрон казаков и остатки немецких властей. Но мои пожелания были всего-навсего отражением детских патриотических рассказов из времен прошлого. В жизни, на деле, такого командира не было, а сами пленные, по-видимому, больше желали остаться пленными и не стремились к подвигам. Я приглядывался ко всему, сравнивал, анализировал и все же никак не мог понять: как и почему немцы побеждают нас? Ведь, чтобы взять в плен такое множество солдат русских, нужно было иметь многократный перевес в силе. Однако немцев нигде не было видно. Даже огромные воинские склады было некому охранять, их не могли вывезти. По этой же причине склады были брошены на разграбление, чтобы не достались русским.
Ночью Поныри бомбили советские ночные бомбардировщики. Это были обычные фанерные самолеты У-2. В мирное время их называли 'кукурузниками'. Наверное потому, что использовались в сельхозработах на полях. На фронте по причине бедности они назывались более грозно - 'ночными бомбардировщиками'. Чаще всего их пилотировали молодые девушки-патриотки. Хвала и честь им. В других армиях таких девушек не было. Это были наши русские амазонки. Может быть, своими мелкими бомбами они и не причиняли большого вреда, но спать немцам не давали. Немцы, просыпаясь от разрывов их бомб, ворчали:
- Опять прилетели русские ведьмы. Сами не спят, и другим мешают.
В этот раз одна бомба упала в наш сарай. У нас убило лошадь, а у хозяина дома ранило корову.
На другой день с утра мы продолжили свое путешествие. Следующая остановка была на станции Малоархангельск. Была ли это в самом деле железнодорожная станция, или же это была маленькая деревушка, я не понял. Вокруг было безлюдно, не было видно ни гражданских людей, ни военных. Простояли там дня три. В Малоархангельске я впервые увидел немцев на войне с немецкой стороны и, может быть, сколько-то понял их тактику ведения войны в тех условиях. Зная пути передвижения русских войск, немцы на их пути выставляли небольшие подвижные, но мощные заслоны. Они, в зависимости от ситуации, могли сколько то обороняться, сдерживая наступление русских, или же очень быстро уйти, сохраняя свою боеспособность. В сравнении с русскими, подвижность у них была очень большая.
По-видимому, за счет этого, сильное и очень подвижное боевое соединение могло утром дать бой в одном месте, а после обеда в другом, за много километров от первого. Пехота, хоть и царица полей, по русскому выражению, но сравниться с самолетом, танком или артиллерией она не сможет, не в состоянии. Войско, быстро сконцентрированное в одном месте, может молниеносно нанести мощный удар по противнику и не ввязываясь в затяжное сражение также быстро уйти с поля боя, оставив противника в раздумье. Или же, нащупав слабое место, очень быстро, всей массой может ворваться в эту слабинку и достичь желаемого. Русская пехота не могла передвигаться так быстро, как немцы, как их механизированные войска. Она не могла ни догнать, ни убежать при необходимости.
Эскадрон расположился в Малоархангельске, а я с несколькими казаками, в крайней избе при выезде из села. Вскоре наши патрули задержали нескольких молодых женщин. Выяснилась, что это жительницы села Сеньково, откуда мы выехали дня два или три назад. Некоторых хорошо знали наши казаки и даже крутили с ними любовь. Женщины куда-то шли по своим делам и рассказали, что в Сеньково пришли красные, и с ними тьма-тьмущая танков. Потом женщины ушли куда-то. Шли они по своей воле, или их послал кто-то, только на другой день в соседнем селе, метров пятьсот от нас, и в самом деле появились русские танки. В этот же день ближе к вечеру метрах в трехстах в стороне от дороги немцы установили три или четыре больших длинноствольных пушки. Мы, русские, тогда еще удивлялись этой немецкой дурости. Чего это они хотят здесь делать? Кругом глухомань непросветная. Даже дорог то нормальных нет. Нет ни солдат немецких по близости, да и защищать то здесь нечего и некого. Придут русские пехотинцы или партизаны и захватят у них эти пушки.
