Эскадрон расположился в Малоархангельске, а я с несколькими казаками, в крайней избе при выезде из села. Вскоре наши патрули задержали нескольких молодых женщин. Выяснилась, что это жительницы села Сеньково, откуда мы выехали дня два или три назад. Некоторых хорошо знали наши казаки и даже крутили с ними любовь. Женщины куда-то шли по своим делам и рассказали, что в Сеньково пришли красные, и с ними тьма-тьмущая танков. Потом женщины ушли куда-то. Шли они по своей воле, или их послал кто-то, только на другой день в соседнем селе, метров пятьсот от нас, и в самом деле появились русские танки. В этот же день ближе к вечеру метрах в трехстах в стороне от дороги немцы установили три или четыре больших длинноствольных пушки. Мы, русские, тогда еще удивлялись этой немецкой дурости. Чего это они хотят здесь делать? Кругом глухомань непросветная. Даже дорог то нормальных нет. Нет ни солдат немецких по близости, да и защищать то здесь нечего и некого. Придут русские пехотинцы или партизаны и захватят у них эти пушки.
- Вот дураки немцы, - рассуждали мы. Поставили пушки без прикрытия в голом поле. В кого это они собираются здесь стрелять? Дураки и только.
Следующий день был пасмурный, было холодно. Я был в своей избе и лежа на скамейке, читал книгу. Вдруг за окном стали рваться снаряды. Когда я выбегал на улицу, на дороге перед домом и в огороде взорвалось еще несколько снарядов. Спрятавшись за углом избы, я стал наблюдать. На дороге, идущей из соседнего села, стояли танки и стреляли из пушек по нашему селу. Через какое-то мгновение грохот перенесся уже за село, туда, где стояли танки. Немецкие пушки, над которыми мы смеялись, открыли ответный огонь. Это грохотали снаряды при попадании в русские танки. По-видимому, снаряды попадали вскользь, так как от танка при попадании в него снаряда вверх и вниз стороны летели снопы искр, как от точила при заточке металла. Пушки стреляли с расстояния метров триста. Стреляли в бок танкам и промахнуться было трудно. Однако ни один танк не загорелся и не остался подбитым на поле боя. Либо танки были очень хорошие, либо немецкая артиллерия была плохой. Танкисты, по-видимому, не знали о существовании артиллерийской засады. Она стояла мало заметной среди стогов сена, каких-то деревенских оград и брошенных телег и еще чего-то мало понятного. Потому, когда немцы стали стрелять, для танкистов это было неожиданностью, они не могли с боку от себя увидеть стреляющие пушки. Слишком мал обзор у танка. Танкисты поступили правильно. Они, не теряя времени и не пытаясь разузнать, кто и откуда в них стреляет, быстро ушли из-под обстрела. Танки уехали в свою деревню. Короткий и быстротечный поединок между русскими танками и немецкими артиллеристами закончился вничью. Русские снова заняли свои прежние позиции в деревне, а немецкие артиллеристы, чтобы согреться от холода, бегали вокруг своих пушек, приседали и били себя руками по бокам, чтобы не замерзнуть. Позже можно было догадаться, что пехотным прикрытием противотанковых немецких пушек были мы, русские казаки. И не такие уж немцы наивные дурачки, как нам это показалось вначале.
Через несколько часов после этого боя они откуда-то подвезли маленькую аккуратную пушечку и установили ее рядом с нашей избой. Пушечку они называли словом 'ФЛАК', что при расшифровке обозначает по-немецки 'флюгцойгс абвер канон', т. е. зенитная пушка. Обслуживало ее человек пять немцев солдат. Это были молодые немецкие парни солдаты, которые друг друга называли по именам Пауль, Ханс. Смеялись, шутили и были очень подвижны. Установив пушку, немцы ушли в избу греться. Возле пушки они оставили молодого разговорчивого солдата. Солдат прохаживался возле пушки, посматривал в сторону деревни с русскими танками и все время чего-то объяснял, указывая на пушку. Я подумал, что солдат еще новичок и пушка нравится не только мне, но и ему тоже. Потом он спросил, видел ли я, как стреляет пушка? Я ответил, что не видел. Тогда он снова спросил, хочу ли я посмотреть, как она стреляет? Хочу, сказал я. Мне показалась, что стрельнуть из пушечки немцу хотелось больше, чем мне видеть это. Еще я боялся, что после стрельбы придут те другие немцы, более серьезные и по возрасту постарше и будут ругать нас обоих за это. У пушечки было такое аккуратное сиденьице, рядом под рукой блестящие колесики, и все привлекательно блестело и манило молодых, может быть еще необстрелянных парней. Я сказал, да, хочу посмотреть. Немец быстро уселся на сиденьице- кресло, покрутил вороненые колесики. Ствол пушки был необычно послушен, он с великой легкостью двигался вверх-вниз-в стороны. Впечатление было, что это не пушка, а детская игрушка. Немец вставил кассету со снарядами и велел смотреть на крыши противоположной деревни. Пушка сделала подряд несколько выстрелов, как из пулемета, но более редко. Куда немец попал, было не видно. Было не видно ни разрывов, ни пожара. Село ничем не отвечало. На стрельбу из избы выбежали остальные немцы, они посмотрели на противоположное село, о чем-то поговорили и снова ушли греться в избу.
На следующий день приехавшие немецкие пушкари строили вокруг своей пушки снежный барьер. На всякий случай, как защиту от осколков. Глядя, как они работают, как экипированы и их взаимоотношения, я понял, что это солдаты не из регулярных войск, не строевики. Одежда на них была обычная солдатская немецких пехотинцев. Но винтовки у них были бельгийские, маленькие, коротенькие и легкие. Заряжались они с боку магазина и пули у них были длинные, тонкие и походили на обрубленные гвозди. Солдатский копель, по-русски солдатский ремень, был без обычного штыка. У одного из них, где должен быть немецкий штык, висела длинная старинная шпага. Очень красивая, со старинным эфесом на рукоятке. Она ему при рабате мешала, и он ее скинул, положил в сторонку на снег. Я подошел и стал разглядывать ее. Заметив мое любопытство, хозяин шпаги спросил:
- Нравится?
- Нравится, - ответил я. Немец поднял ее с земли, подал мне и сказал:
- Дарю! Возьми, она мне уже надоела.
Я не взял, хотя она мне и нравилась, сказал, что мне вместо штыка ее не разрешат носить.
День был ясный и в середине дня над деревней, где стояли русские танки, появились одномоторные пикирующие бомбардировщики. Их было десять или двенадцать самолетов. Выстроившись в круг, они по очереди, один за другим, ныряли в низ на село и сбрасывали бомбы. Самолеты бомбили советские танки. Какая оперативность! Минут двадцать крутилась страшная карусель над селом. Слышен был рев моторов выходящих из пике самолетов, взрывы бомб и еще не менее страшный вой включенных сирен входящих в пике бомбардировщиков. А с земли вверх, навстречу пикировщикам, поднимался густой дым пожара, огонь и страшный грохот взрывов. Тот, кто в это время находился в качестве мишени, чувствовал себя неважно и мысленно прощался с жизнью. В мае 1942 года с пикировщиками я хорошо сумел познакомиться под Харьковом. Сегодня, когда я смотрел на бомбежку со стороны, мне было снова страшно. Немцы наблюдали бомбежку вместе с нами, они почему-то больше молчали. Кто-то из них сказал 'штукас'.
