– Не называй меня так! – поморщился парень. – Меча, жаль, нет…
– Вот и я думаю… – протянула разведчица. – Не быть бы беде.
Она кивнула Киру на черный ход.
– А они? – Молодой человек указал глазами на пекаря и испуганно сжавшуюся на лавке девчушку.
Цветочек небрежно пожала плечами:
– Нас не будет – выкрутятся. Первый раз ему, что ли?
Тем временем Одберг поравнялся с дверью и положил широкую ладонь на засов.
– Ты хоть спроси, кто там. – Цветочек вцепилась Киру в рукав и поволокла его прочь, к выходу.
– Кто там? – послушно пробасил пекарь.
– Открывай, подлец! – донесся приглушенный досками хриплый голос. – Открывай! Именем его светлости!
Кирсьен и девушка переглянулись. Неужели и вправду неприятности начались? Тогда что там с Антоло? Даже думать не хочется.
– Где колодец, ты помнишь? – вполголоса проговорила Цветочек.
– Помню, – кивнул молодой человек. И почему-то спросил: – Тебя в самом деле Торкой зовут?
– Торка! – хмыкнула она. – Как бы не так. Тятька постарался. Торкатла – мое имя.
Несмотря на серьезность ситуации, Кир усмехнулся. Ну, не вязалось строгое имя с ее облупленным носом и постоянной тягой плести веночки. Вот лет через тридцать будет она и впрямь Торкатлой, нарожает целый выводок детей – больше, чем у Одберга, – будет пилить мужа или сразу бить его скалкой промеж глаз, когда тот вернется из трактира навеселе. Если, конечно, она проживет эти тридцать лет. Война обычно не спрашивает, а берет свое без разрешения.
– Что ржешь? – нахмурилась девушка. – Я тебе…
– Я не над тобой, – заверил ее Кир, хватая прислоненную к стене метлу. – Вспомнил, как с Мелким на палках дрались…
Быстрым движением он освободил держак лопаты от прутьев, перехватил поудобнее. Если стража у Медренского не полные дураки, то к черному ходу они тоже должны послать кого-нибудь. Цветочек кивнула с пониманием, цапнула забытый на столе нож.
Их правда ждали во дворе. Двое стражников с алебардами и седоватый наемник в бригантине. Киру показались знакомыми его крысиное лицо и маленькие красные глазки. Кажется, человек из банды Черепа. Ой, как плохо…
Медренцы увидеть беглецов не ожидали. Или не ожидали увидеть так скоро. Несколько упущенных мгновений стоили им успеха в схватке. Кир длинным выпадом ткнул черенком от метлы под ложечку правому стражнику, треснул по шее левого. Едва успел отбить в сторону меч седоватого. Но ведь успел же!
Сзади, в доме, раздался грохот и громкие крики. Похоже, дверь просто сорвали с петель.
– Бежим! – Цветочек наклонилась над скорчившимся и растирающим шею стражником. Взмахнула ножом.
Кир и наемник застыли друг напротив друга. «Если он и впрямь из людей Черепа, – подумал молодой человек, – должен помнить ту дуэль на берегу Арамеллы. Опасается? Похож. Считает меня колдуном? Сейчас проверим…»
Тьялец поднял левую руку и выкрикнул первые слова, пришедшие ему на ум. Даже не слова, а какую-то небывалую тарабарщину:
– Барабамба! Кадурро! Бульк!
Наемник втянул голову в плечи и попытался отскочить. Видно, ожидал молнии с неба. Но взамен небесного огня вздулась мутным грибом дождевая вода из бочки, стоящей у стены. Поднялась вровень с коньком двухэтажного дома и обрушилась на седого. Кир успел заметить его округлившиеся глаза и подумал, что сам удивлен не меньше. Невелико счастье быть волшебником, когда не умеешь управлять своим даром, а если и выходит что-то, то результат никогда не предугадаешь…
Некогда раздумывать, господин т’Кирсьен делла Тарн!
Парень с размаху ударил ногой в лицо ворочавшегося посреди грязной лужи наемника. Мельком глянул на стражников. Оба не подавали признаков жизни.
– Быстрее! – Цветочек махала рукой уже от калитки. На лезвии длинного кухонного ножа застыли крупные алые капли.
Они припустили по переулку. Свернули за угол, выбегая на более широкую улицу. Прохожий в одежде мастерового попытался задержать Кира, растопырив руки, но молодой человек без всякой жалости свалил его ударом палки.
Краем сознания тьялец не переставал удивляться, как лихо девушка разбирается в хитросплетении медренских улочек и переулков. Сам бы он уже давно заблудился.
Позади топали сапоги. Кто-то громко орал: «Держи вора!»
Где же этот колодец?
Щелкнула тетива. Арбалет? Похоже.
Ой, как плохо…
Остается надеяться, что перезарядить на бегу не получится.
– Сюда! – Цветочек нырнула в неприметный, заросший крапивой проем между домами.
Почему у нее такое лицо? Побелевшее, губы сжаты.
– За мной…
Шипя от жгучих укусов крапивы, Кир не выбежал, а вывалился на пустырь, который и не узнал бы при дневном свете. Сруб колодца почти не виден из-за буйной травы. Лопухи, репейник, все та же вездесущая крапива.
Девушка первая подбежала к замшелым бревнам, оперлась рукой о верхний венец.
Глухо застонала.
Бывший лейтенант заметил торчащий из ее спины – три пальца выше левой лопатки – болт. Значит, не промазал арбалетчик! Вот сволочь!
– Лезь… – В уголке рта Торкатлы вздулся розовый пузырь. Вздулся и лопнул.
У Кира похолодело сердце. Признак хуже некуда. Наверняка легкое пробито. Хоть бы краешек, хоть бы чуть-чуть…
– Ты как? – Парень тронул разведчицу за локоть.
– Лезь быстрее, – сипло проговорила она. Чувствовалось, что держится из последних сил.
– Ты первая!
– Я не смогу.
– Сможешь! Быстрее!
Она с трудом перебросила ногу через край сруба и вдруг застонала и свалилась прямо в черную, дышащую холодом пасть колодца.
Помянув ледяных демонов Преисподней, Кир бросился за ней.
Когда серый рассвет несмело заглянул в забранное решетками окно, проделанное на одном уровне с брусчаткой внутреннего двора, Антоло почувствовал, что сходит с ума от боли. Все его невзгоды и лишения – сломанная в детстве ключица, колотая рана предплечья в студенческие годы, гудящие от усталости мышцы во время забегов под командованием сержанта Дыкала, ушибы и синяки, полученные от крестьян в лесной тельбийской деревушке, – казались милыми забавами, невинными играми, подобно схваткам на деревянных мечах. Теперь же пришло время испытать настоящую боль.
Нет, его не жгли огнем, не вырывали ногти и не поднимали на дыбу, хотя Джакомо-Череп, нет-нет да и потирающий украдкой промежность, щедро обещал все эти забавы, а к ним еще «каматийского ослика» и «давилку» для головы. Несколько зуботычин, полученных во время допроса, не в счет. Появившийся надменный и высокомерный барон Фальм приказал устроить пойманному шпиону «аиста».
Почему шпиону? Да потому, что Лейна, совершенно ошалевшая от испуга, выложила все еще до того, как бесчувственного студента, оглушенного бритоголовым наемником, оттащили в пыточную. В нее вообще словно демон вселился. Кричала, что она не виновата, что ее заставили. Вспомнила и Черного Шипа, и свою «пришибленную», как она сказала, сестренку Торку, связавшуюся с врагами Медрена и Тельбии. Сказала, мол, белобрысый подлец (не сразу Антоло понял, что речь идет о нем) проник в особняк его светлости с гнусной целью. Когда ее спросили, с какой именно, сразу и не нашлась, что ответить, но потом снова затарахтела без умолку: выведать главный военный секрет Медрена и выдать имперским завоевателям, убить его светлость, убить господина барона, убить капитана т’Вергела дель Таррано, убить господина Джакомо, убить наследника, его светлость, молодого хозяина Халльберна…
