— Да что с тобой случилось? Говоришь правду, но все выглядит странно и подозрительно.
— Не знаю, — вновь ответила я. Не к чему было придраться. Стэлла озадачено дернула рукой и светящаяся палка вылетела из ее пальцев. Выругавшись сквозь зубы, женщина неловко нагнулась и подняла. В дергающемся луче света, я увидела черную воду, текущую по дну. То место, в котором мы находились, напоминало какой-то длинный подземный ход. Или пещеру, вырытую руками людей и укрепленную железом. Металлический холодный запах с кисловатым послевкусием ржавчины, витал в сыром и наполненном испарениями воздухе. С потолка свисали длинные нити паутины, корни и застарелый мусор вперемешку с плесенью. Стэлла направила луч палки вперед. Широкое темное пространство светлело впереди кругом, там был выход из-под земли.
— Ладно, пошли. Позже разберемся, что к чему. Здесь оставаться не стоит.
Стэлла пошла вперед, я следом. Под ногами журчала и пузырилась вода. В тоннеле воняло тухлой водой, гнилью, чем-то еще, лучше не думать. Я отключилась. Это легко и знакомо. Как возвращение в детство. Страж щелкнула чем-то на палке, и свет исчез. Мы вышли из-под земли. На поверхности пахло не намного лучше. Воздух был тяжелым, сырым, словно сгустившийся мрак с болот. Тусклый сумеречный свет — единственное, что немного смягчало ощущение загрязненности мира. Мокрый туман размывал очертания предметов, делая нас призраками из темных снов. В такую погоду все нечеловеческое лезет наружу. Зрачки Стэллы как и мои, думаю, отсвечивали рубиновым. Цвет крови. Цвет проклятых.
— Ты пришла из мира стража Скайлэза.
Мы стояли напротив друг друга. Лица близки настолько, что дыхание стало общим. Глаза в глаза. Безразличие против гнева. Непроницаемость против подозрительности. Стэлла пошатнулась. Я не шевелилась. Во мне все еще тянулся длинный миг, который никак не заканчивался.
— Хорошо. Садись в машину.
Я повернула голову к тому предмету, на который указывала страж. Она уже обошла вокруг огромной металлической повозки и влезла внутрь. Через мгновенье около меня открылся проем. Из теплого нутра, приходящая раздраженно произнесла:
— Садись.
Я аккуратно, стараясь, лишний раз ни к чему не прикасаться, скользнула внутрь и села рядом с ней. Чертыхнувшись, Стэлла перегнулась через меня и захлопнула дверцу. Взревел мощный механизм скрытый от глаз и, внезапно, повозка задвигалась сама. Я первый раз оказалась в мире с подобными устройствами. Тем более странной казалась необходимость перехода. Моя потеря, чья-то находка? Почему этот мир и что за причина?
Я посмотрела в окно. Все двигалось мимо очень быстро, просто пролетало. Неужели это скорость повозки?
— А что ты еще помнишь? — Спросила Стэлла.
— Ничего.
— Ты почему-то врешь. Приходящие не теряют память так просто. Помнят всю свою жизнь и обычно неплохо. Хотя бы имя…
— Ее зовут Сташи, — я обернулась. На заднем сидении сидел темноволосый мужчина. Ну, вот еще новость. Ослепла, оглохла, да еще и чутье пропало?
— Давно не виделись, милая, — в голосе стража прорезался металл, — Я не претендую на место, сама знаешь, Стэлла. Пришел в гости, и ты позвала меня прогуляться, помнишь?
— Так зачем тогда, в самом деле? — спросила она, — оказывается, вы знакомы.
— Я отказался от своего мира. Возможно, лишь на время. Но не для того, чтобы искать новый. В моем, пока что Мэрис. Охотник, помнишь его? Мне нужна девушка.
— Сколько лет мы не виделись? — интонации голоса Стэллы стали мягче, напряжение спало.
— Лет двести. Довези до гостиницы. Она действительно помнит свою жизнь отрывочно?
— Да. Я ничего не чувствую.
Скайлэз помог Сташи выйти из машины. На его лице не отражались чувства, но внутри царило подлинное смятение. Чем активнее и беззастенчивее рылся в ее памяти, тем в большее недоумение приходил. Подобную пустоту страж встречал только в ставших, бездушных куклах не помнящих ничего. Скайлэз не был настолько наивным, чтобы не допускать мысли, что девушка всего-навсего притворяется. Но разве может юная приходящая так маскироваться? Слишком сложное и затратное занятие — опустошать сознание. Или смерть девчонки-охотницы так повлияла на нее? Долго пытаться понять чужие, и бессмысленные на первый взгляд эмоции — тратить время зря. Что для бывшего вампира, бывшего стража и будущего, как он надеялся, господина было неприемлемым. В конце концов, он просто принял факт и более не пытался объяснять его. Не умеешь пожирать или приспосабливаться, отпускать или удерживать, отделять правильный момент от неправильного — не выживешь. А он прожил достаточно долго, в мире с самим собой и собственным миром. Скайлэз учился, прислушиваясь к интуиции, собственному чутью и зову, как и любой страж, бывший или настоящий.
Стэлла устроила их в гостинице, где никто не обратил внимания на странную пару. В номере мужчина сел напротив Сташи в кресло, и наблюдал. Девушка расположилась на кровати, отрешенно смотря прямо перед собой, сложила руки на коленях и замерла.
'Ты мила как обычно, Стэлла', - мысленно произнес Скайлэз.
'Стараюсь. В память о прошлом', - тон Стэллы звучал несколько агрессивно, но бывший страж мог ее понять. Она боялась, хотя и скрывала. Его?
— У меня голоса в голове, — тихо произнесла Сташи.
— Да? Не обращай внимания, — он сладко улыбнулся и закрылся. Девушка продолжала буравить взглядом стену.
— Я давно тебя знаю?
— Достаточно, — он поднялся из кресла и опустился перед ней на колени.
— Сколько тебе лет?
— Это важно? — Скайлэза раздражали вопросы, он даже не пытался этого скрыть.
— Хочу знать.
— Триста семь или девять…
— А мне? — Перебила девушка.
— Пятьдесят, кажется, или около того, я не уверен, — протянув руку, Скайлэз коснулся ее лица. Нежная белая кожа, похожая на тонкий полупрозрачный фарфор, на ощупь оказалась именно такой, как и представлял. Мягкой, прохладной, нежной. Скайлэз потянулся губами к впадинке на шее, и девушка не остановила его. Вновь заглянул в память. Обманчивая пустота затягивала. Чутье хищника никогда не подводило стража, а сейчас он испытывал смутное, необъяснимое недовольство. Нет, у него не было никаких сомнений в правоте собственных действий. Да, собирался заняться любовью, на что ему не требовалось ничье согласие со стороны. Да, он знал, что берет то, что давно хотел получить, и беззащитность жертвы его беспокоила меньше всего. Не орет, не кусается, не плачет? Значит, согласна. Но, какая-то неправильность, червоточинка происходящего смущала его на уровне инстинкта. Мужчина склонился к Сташи, увлекая на тонкие простыни. Понимание того, что отнял у соперника, лишь подхлестывало. Возбуждало воображение, заставляя требовать больше. Все-таки опередил Мэриса, что дарило незабываемое по силе чувство превосходства, удовольствия. В какой-то момент Скайлэз позволил потеряться себе в вихре сладостных ощущений, захлебнутся в нежности объятий и грубости торопливого финала.
