так ли? Лутц, не принесёшь ткань?
После того, как Лутц принёс ткань, мы медленно процедили через неё сок, чтобы отфильтровать мелкие остатки кожуры и мякоти. Сделав из процеженного сока и уже привычного нам фоли́на каши́цу, мы воспользовались маленькой сукетой, которую использовали для экспериментов, чтобы изготовить образцы разной толщины. Мы начали с небольшого количества траоперля и, используя большую ложку, постепенно добавляли больше липкого сока в каши́цу, чтобы получить пять образцов различного состава. Мы всегда так делали, поскольку это позволяло выбрать среди образцов наилучший, и тем самым точно подобрать состав.
* * *
Четвёртый колокол пробил сразу после того, как мы положили образцы с пятым составом на настил для сушки. Пришла пора пообедать.
— Прежде чем идти на обед, приберитесь здесь! — крикнул я, прежде чем отзвенел колокол.
Если местных не предупредить, то они просто бросят работу и сбегут из мастерской.
— Да знаем, знаем! Ты каждый день об этом напоминаешь, так что не нужно кричать, — ответила Кая, недовольно надувшись.
Только Кая приходила в мастерскую каждый день, чтобы изучить процесс изготовления бумаги, поскольку так ей приказал гиб, но все остальные заходили лишь, когда у них не имелось другой работы. Именно для них я и кричал.
Заперев дверь мастерской после того, как люди, стремящиеся поскорее покинуть мастерскую, закончили уборку, я и остальные направились в сторону особняка гиба. Как оказалось, запирать двери в Илльгнере было не принято. Когда я поинтересовался у Каи, а что если к ним заберутся воры, она недоумённо уставилась на меня и сказала: «О чём ты, какие воры? Да и зачем кому-то брать чужое?». Я даже не мог ей что-то возразить, поскольку наш здравый смысл явно отличался. Однако на всякий случай мы продолжали запирать дверь мастерской. После возвращения из Илльгнера в Эренфест возникли бы сложности, если бы мы отвыкли запирать двери.
— Гил, ты не против, если я отдам вещи Фольку, а сам пойду помогу Дамиану? — обеспокоенно спросил Нольд.
Оглянувшись, я увидел бредущего вдалеке Дамиана, которого вовсю шатало. В трясущихся руках он держал корзину с нашим обедом. Казалось, что он вот-вот её уронит. Я сразу понял, чего так опасался Нольд, а потому кивнул, позволяя ему пойти и помочь.
— Эй, Лутц. Ты точно думаешь, что можно оставить заботу о еде на Дамиана и после полудня?
До сих пор ответственным за еду до полудня был один человек, а после эту обязанность брал на себя другой. Однако утром Лутц сказал, что это задача Дамиана на весь день. Честно говоря, я не верил, что Дамиан сможет собирать еду ещё полдня.
После моих слов Лутц слегка приподнял бровь и ответил:
— Торговцы всегда стараются сделать так, чтобы обстоятельства складывались им на пользу. Пусть Дамиан и выглядит измученным, но в последнее время по его лицу видно, что он начал привыкать к такой работе. Это доказывает, что ему вполне по силам со всем справиться. Не поддавайтесь на его уловки. Нет нужды относиться к нему снисходительно.
* * *
Пообедав солёным овощным супом, твёрдым хлебом и свежими горными фруктами, мы отправили Дамиана собирать еду на ужин и вернулись в мастерскую.
— Эй, Гил, посмотри. Не слишком ли быстро сохнут листы? — позвал меня Лутц.
Я подошёл к настилу для сушки. Находящаяся там бумага уже затвердела.
— Может, попробуем вынести их ненадолго на улицу? — предложил я. — Не наклеивать их отдельно на доску, а просто вынести весь настил. Мне интересно, что будет, если оставить листы на улице до вечера.
Заметив, что бумага, сделанная с использованием траоперлей, высыхает необычайно быстро, мы с Лутцем вынесли настил с образцами на улицу. При свете солнца бумага начала белеть. Она сохла прямо у нас на глазах. И кажется, чем больше содержание сока траоперлей, тем быстрее сохнет бумага. При виде этого, я перевёл взгляд на Лутца и спросил:
— Кажется, нам даже не придётся ждать до вечера. Не лучше ли будет пока побыть тут и проследить, как бумага сохнет?
— Ну да, сто́ит проследить за ней. У меня такое чувство, что если оставить её без присмотра, она превратится во что-то совершенно другое.
Мы принесли чернила и несколько дощечек, чтобы записывать, как бумага меняется в процессе высыхания. На улице она сохла быстрее, при этом становясь гладкой. Под лучами солнца она даже начала блестеть.
— Эм-м, Лутц… Мне кажется, или бумага сжимается? Размер первых и последних листов отличается.
Среди пяти типов бумаги, тот, в котором содержалось больше траоперлей, сох быстрее и постепенно сжимался. Если дотронуться до любой бумаги, которую мы делали до сих пор, пока она сохла, то на ней оставалась вмятинка от пальца, но когда я попробовал ткнуть пальцем в эту, не осталось ни следа. Другими словами, она уже полностью затвердела.
— Если это особенность траоперлей, то они могут стать уникальным продуктом Илльгнера. Давай завтра попробуем их с разными видами дерева.
В результате, мы с Лутцем продолжили внимательно наблюдать за изменениями бумаги с траоперлями, пока не пробил пятый колокол. Решив, что бумага полностью высохла, я спросил:
— Эй, Лутц, может, попробовать снять её?
— Поверхность выглядит твёрдой. Я опасаюсь, что она треснет, как неудачные образцы из фоли́на. К тому же, снизу она могла ещё не высохнуть полностью. Попробуй, только аккуратно.
Следуя предостережению Лутца, я взялся за лист бумаги с наибольшим содержанием траоперлей и осторожно оторвал его. Он был твердым и гладким, но отделился легко и не сломался.
— Он не ломается… — впечатлённо пробормотал Лутц.
Он попробовал согнуть, а затем и сложить лист, и тот согнулся ровно, не сломавшись. Затем мы попробовали написать на бумаге чернилами, и если не считать образца с самым высоким содержанием траоперлей, в который чернила не впитывались, с остальными проблем не возникло. Чернила не растекались. Конечно, бумага получилась странной, и всё же это была бумага.
— Эм-м, Гил… Бумага вышла весьма необычной. Как думаешь, её можно будет использовать для книг? — спросил Лутц,
