– Съешь это, Рожденный в Наг-Туоле.
Герфегест почувствовал, как в его правой ладони оказалось что-то маленькое, сухое, на ощупь напоминающее истлевший прошлогодний лист липы. Герфегест исподтишка скосил глаза вниз. У него в руке была небольшая бледно-желтая бабочка. Зачем он должен съесть ее – оставалось совершенно неясным.
– Тайен, – добавил Горхла одними губами.
Герфегест вспомнил. Ложе и тело Тайен. Прощальное прикосновение. Клевер, лиса и дрозд. Сотни бабочек, которые долгое время служили Тайен плотью…
Если это яд – он успеет отплатить коварному Горхле. Если это злая шутка – он успеет отплатить ему трижды. Карлик знает это.
Он, Герфегест, будет выглядеть глупо перед всеми и в первую очередь перед заносчивым Ваарнарком только в одном случае: если не откроет Арсенал. Но тогда это уже не будет иметь никакого значения – без могущественного оружия, которое, по мнению Ганфалы, должно здесь сыскаться, у них не будет ни малейшего шанса в сражении с мятежниками. Ни малейшего шанса.
Не боясь выглядеть глупо, Герфегест привселюдно съел бабочку без остатка.
– Ну как, вкусно? – без тени иронии поинтересовался Ганфала.
Герфегест не ответил. Сухая пыльца, крошечные лапки, тщедушное тельце – они не должны были иметь вкуса и они его не имели. Но вместе с ними в тело Герфегеста вошла свежая память о Тайен. О закатах и рассветах над Хелтанскими горами. О ночах безумной, неистощимой любви. И еще – память об одной-единственной фразе из восьми слов, которую он некогда слышал.
Герфегест ступил на каменную плиту. Сделал три шага и оказался точно в ее центре.
– Отойдите как можно дальше, – сказал он. Ему повиновались беспрекословно.
Герфегест сложил ладони лодкой, зажав Семя Ветра между ними, и воздел руки к небу. Потом он произнес слова, которые вкусил от частицы тела Тайен – такого любимого, такого, в сущности, неженского. «Интересно, почему иногда их называют Глиняными Людьми? Разве в них есть хоть кроха глины?»
Орнумхониоры видели, как над головой Герфегеста сгустилась светло-зеленая полупрозрачная воронка. Ее острие метило точно в темя Последнего Конгетлара, а расширяющееся «тело» уходило в заоблачную высь.
Какое-то время воронка покоилась. Затем на ее краях обозначилось круговое вращение. Вслед за этим послышался свист и острие воронки пронзило Герфегеста насквозь.
Ступни Герфегеста словно бы срослись, образовав единую, расползающуюся по каменной плите подошву. Казалось, будто на месте Последнего Конгетлара вырастает мощный узловатый бук. Прошло еще несколько коротких колоколов, и каменная плита лопнула с утробным грохотом. Герфегест исчез.
– Проклятый Конгетлар отправился к родичам, – хихикнул молодой Орнумхониор по имени Ларт.
Ганфала же видел большее. Рыбьему Пастырю была открыта истинная суть вещей. В бездонных омутах его души всколыхнулось и окрепло восхищение перед силой Рожденного в Наг-Туоле. Он, Ганфала, сделал правильный выбор.
7
Ваарнарк первым подошел к краю провала, открывшегося в земле благодаря силе Рожденного в Наг-Туоле. На длинные черные волосы главы Дома Орнумхониоров неспешно оседала пыль.
В десяти локтях под ногами Ваарнарка, на дне неглубокого провала среди мелкого каменного крошева стоял Герфегест. Его ладони все еще были сомкнуты над головой. Потом руки Герфегеста скользнули вниз, к животу, и он мучительно закашлялся, едва ли не перегибаясь пополам – магическое действо немыслимо истощило его.
Наконец Герфегест обратил побагровевшее лицо к Ваарнарку.
– Все в порядке. Можете спускаться.
Двое молодых Орнумхониоров сбросили вниз веревочную лестницу, предусмотрительно прихваченную по приказанию Ганфалы. Вскоре все оказались внизу.
На плечо Герфегеста легла крепкая ладонь Ганфалы.
– Спасибо тебе, Герфегест. Без тебя дело Хранящих Верность можно было бы считать проигранным.
«Спасибо Горхле», – хотел ответить Герфегест, но промолчал.
Из небольшого круглого зала, в котором они оказались, в четыре стороны света расходились коридоры. На пороге каждого смальтой своего цвета были выложены короткие надписи. Герфегест не знал этого языка. Но Ганфале письмена открыли свою тайну.
– Три из четырех надписей – предостережения. Лучше не испытывать свою удачу, – заметил Ганфала, криво усмехнувшись каким-то своим давним воспоминаниям. – Если бы мы вошли в южный коридор, за последним из нас замкнулись бы ворота из заклятого железа и мы бы остались в нем навеки. «Навеки» – это слишком долго. Зайди мы в северный коридор, через пять ударов нас мгновенно искрошил бы в иней и изморозь ледяной огонь. «Мгновенно» – это слишком быстро. В западном коридоре нас охватил бы приступ буйного безумия. Ну а глупее этого и представить себе ничего нельзя.
8
Здесь был свет и его было много. Пожалуй, чересчур много для изумрудно-зеленых глаз, образующих на потолке три концентрические окружности.
Они находились в круглом подземелье никак не меньшем сотни шагов в поперечнике. Стены подземелья изобиловали нишами разнообразной формы и глубины.
Больше всего было приблизительно одинаковых круглых отверстий, в которые взрослый человек мог без труда просунуть голову. В достаточном числе были представлены и высокие прямоугольные ниши, скрывавшие в себе позеленевшие медные сосуды. Попадались в этих нишах вовсе странные кратеры и кубки – оплавленные, многогранные, содержащие в себе гибельно поблескивающие предметы из металла и стекла. А некоторые ниши были похожи на погребальные «норы» смегов. Сходство усиливалось грудами бурого праха, покоившегося в них.
В центре зала находился шестиугольный бассейн, огражденный парапетом высотой в половину человеческого роста. В нем тяжело дышала слегка серебрящаяся по поверхности оливково-черная жидкость. А над бассейном, на потолке зала, было начертано зловещее изображение косматой звезды.
В общем, в Арсенале хватало пищи и рассудку мудреца, и рукам воина, и суме вора.
Любой начинающий герверитский колдун мог бы захлебнуться здесь в восторженных слюнях. С ними не было начинающих герверитских колдунов, но даже не сведущие в ведовстве молодые Орнумхониоры впали в избыточную ажиотацию. Разинув рты, они примерялись, какую бы диковинку помацать.
– Ничего не трогать! Обо всем подозрительном сразу же сообщать мне, – предупредил Ганфала.
Он помолчал, хмурясь и покусывая нижнюю губу, и добавил тоном главаря шайки разорителей усыпальниц:
– Что сделаете не по мне – убью.
Даже Ваарнарк почел за лучшее промолчать. По всему было видно, что Ганфале не до шуток.
Довольно долго Ганфала стоял, бросая по сторонам быстрые, скользящие взгляды. Потом он осторожно выставил указательный палец правой руки и с филигранной точностью положил на его кончик свой посох.