И захлопнула дверь у него — готового опуститься на колени — перед носом.
Вышла Лесана совсем скоро. Наспех одетая и подпоясанная.
— Веди, чего замер? — сухо сказал она.
Наузник пошёл впереди. В его движениях не было суетливости и угодливости. Он не собирался унижаться, просто по дурости в какой‑то миг решил, будто именно этого выученица Клесха и ждёт. Увидела в глазах отчаяние и захотела гордыню потешить. Ошибся. Но повторять ошибку более не собирался.
…Светла металась на своём ложе — потная, измученная, с искусанными губами и облепившими бледное лицо волосами.
— Родненькая… — прошептала девушка, увидев склонившуюся над ней обережницу. — Какая ж ты мертвая…
Лесана хмыкнула:
— Сама не лучше. А ну, нишкни…
И положила теплую ладонь на тяжко вздымающуюся грудь.
Краем глаза обережница видела, как мрачной серой тенью замер в дверях Донатос, чувствовала его тяжелый пронзительный взгляд.
Дурочка забилась, затрепыхалась и закричала так истошно, будто ей взялись тянуть из живого тела сердце. Крефф не дрогнул. Не шагнул к Осенённой, не попытался удержать, перехватить руки. Застыл, словно каменный.
— Тихо, тихо… — ласково говорила Лесана, а сама вглядывалась, всматривалась, пыталась увидеть перекрытую жилу. Впусте.
Сильные ладони скользили по груди скаженной, вспыхивая голубыми искрами.
— Дай поглядеть на тебя… Тихо, тихо…
Блаженная заплакала, жалобно, словно ребенок — личико сморщилось и слезы горохом покатились по щекам:
— Больно! — тонкие пальцы вцепились в запястье обережницы. — БОЛЬНО!!!
Лесана видела, как напрягся Донатос. Подумала ещё, мол, только сунься, сам позвал.
Но он не сунулся. Даже слова не обронил. Так и стоял молча, недвижимо. Будто пригвождённый.
И в миг наивысшего сосредоточения Лесана увидела! Слабый едва тлеющий огонек. Успела прикоснуться к нему, отпустить собственный Дар и рвануть на себя, отворяя жилу.
Светла выгнулась на лавке, стоя на одних лишь пятках и затылке, закричала, срывая голос. Тонкое тело задрожало, забилось и начало оплывать. В зыбком сиянии лучин было видно, как сквозь человеческие черты проступает облик зверя. Блаженная скатилась на пол, выгнулась, встряхнулась, словно собака…
Донатос почувствовал, как по спине ползут капли холодного пота.
Не осталось дурочки. Дрожа и корчась, глядела с полу девка, лицо которой стремительно менялось, вытягивалось, зарастало шерстью… только мерцали голодом разноцветные глаза.
Обережница вскочила одновременно с тем, как огромная белая волчица взвилась с каменных плит.
Лесана ударила, не раздумывая.
* * *
Ихтор вынесся во двор следом за кошкой. Ночью прошёл снегопад и теперь землю покрывали ровные не истоптанные ещё сугробы. Рыжкины следы вели прямиком в северное крыло Цитадели.
Целитель, как был — в одной рубахе — устремился по следам беглянки.
— Стой!
Он замер посреди двора, беспомощно озираясь.
А самому подумалось: может, поблазнилось? Может, не въяве было? Примерещилось?
Но вот же следы кошачьи…
Крефф пошел вперед — туда, куда тянулись смазанные и сиреневые в предрассветном сумраке лунки, оставленные маленькими лапками.
Северное крыло крепости ранее звалось Ученическим. Но то было давно. Ещё тогда, когда Осенённых здесь жило много. Гораздо больше, чем ныне. В те времена тут селили выучей и гам стоял, как в сорочатнике. Шутка ли — десятки молодых парней и девок! А теперь послушники размещались на втором ярусе главного жила. Здесь же царила тишина. Тишина и холод.
В темном коридоре гуляли злые сквозняки, где‑то за одной из дверей поскрипывал ставень…
— Огняна… — Ихтор озирался, хотя и понимал тщету своих поисков.
В полумраке не то, что кошку, собственную руку не увидишь. Да и чего вообще он потащился сюда? Ну, ведь ясно же — не выйдет девка. Видела, как он за нож схватился. Испугалась. Вспомнила, где и с кем очутилась.
Идя по переходу, лекарь подмечал и начинающие осыпаться своды, и заколоченные окна, и паутину по углам. А уж пахло тут… мышами, прелью, сырым камнем.
— Огняна… — эхо отскакивало от стен и катилось вперед по коридору. — Выйди! Не обижу…
В ответ тишина. Только гуляет сквозняк, продирая до костей, да трещат от мороза ставни. Вдруг в одном из углов зашуршало. Крефф обернулся на звук и выругался с досады — из темноты на него глядела, поблескивая чёрными глазами, здоровенная крыса.
Обережник топнул, спугивая тварь, и двинулся дальше.
Зачем идет? Раздетый, окоченел уже. Надо вернуться, накинуть полушубок и тогда уж возвращаться… Но только, покуда он туда — сюда ходит, Рыжка вовсе затеряется. Да и рассветет к тому времени. Нет, точно не выйдет.
— Огняна…
От холода перехватывало дыхание. Надо возвращаться.
— Огняна!
Впусте. Ни рыжая кошка, ни рыжая девушка на зов не вышли.
Крефф развернулся уходить.
Надо разбудить Главу, рассказать ему о случившемся, опять же про дурочку Донатосову лекарь как‑то совсем забыл — что там с ней? Он ходит тут, как дурак, а девке там помощь нужна.
— И, правда, — пробормотал целитель и направился к выходу.
Он и сам не понял, откуда, из какого угла вынырнула навстречу ему кошка. Вот её не было, а через мгновение стоит напротив, мерцая янтарными глазами. Ихтор замер, боясь спугнуть. В неярком свете наступающего утра было видно, что рыжая от одного резкого движения порскнет в сторону и снова исчезнет в каком‑нибудь из закоулков — вовек не отыщешь.
— Огняна… — целитель медленно опустился на корточки и протянул руку к застывшей кошке.
Слабое мерцание зелёных искр и вот уже перед ним стоит девушка с россыпью веснушек на лице.
— Смотри‑ка, не Рыжкой зовешь, а Огняной, — горько усмехнулась она.
Мужчина поднялся и ответил:
— Так ты ведь не зверь, что б кошачьей кличкой звать. Идём. Холодно тут.
Она отступила на шаг и спросила с подозрением:
— За нож‑то хвататься не будешь?
— Нет.
Ходящая поглядела на собеседника долгим задумчивым взглядом и кивнула.
Когда они миновали двор, из лекарской вышел Руста. Цепким взглядом окинул незнакомую девку, не одетую, как и её спутник, в теплую одежу, и сказал:
— Слыхал? Дура‑то Донатосова волчицей оказалась. Лесана только что в казематы уволокла. Та кидается, хрипит, рычит, аж заходится. А где ты этакую красу рыжую отыскал?
Ихтор ответил:
— В Ученическом крыле.
И больше не сказал ни слова. И не спросил ни о чем.
* * *
Дрова потрескивали в очаге, Огняна сидела на сундуке, подобрав под себя ноги, и пила молоко. Ихтору казалось теперь, словно она всегда тут была, ничего и никого не опасаясь.
