— Глаза не болят? — спросила его спутница.
— Нет.
Она и впрямь надежно наложила повязку. Темно, как в этих их казематах. Хотя солнце яркое, он кожей чувствует.
— Лесана, — шепнул оборотень.
— Что?
Он улыбнулся во все зубы и вкрадчиво спросил:
— А где мой зять?
Девушка хмыкнула:
— Да ты, я гляжу, рад, что по воле Главы родственниками обзавёлся?
Волколак с наслаждением втянул студёный воздух и произнес:
— Ты забываешь — у меня ведь есть настоящая сестра. Родная.
Обережница хмыкнула:
— Помню. Тогда ты знаешь и где твой зять. В лесу под кустом. Серый его зовут.
Ее собеседник кротко вздохнул:
— Вот есть же злобные девки… Зачем тебя мне сестрой назначили? Совсем ты на сестру не похожа. Да и из Тамира, прям скажем, муж тебе выйдет никудышный…
— Лесана! — раздалось откуда‑то справа.
Обережница повернулась на голос и, щурясь против яркого солнца, разглядела на другом конце двора того, о ком шла речь. Тамир стоял возле саней, в которые служка заканчивал впрягать лошадь.
— Сюда идите! — колдун помахал рукой.
Одет он был в неприметный полушубок, тёплые штаны и валяные сапоги.
Девушка подхватила Люта под локоть и подтолкнула вперед. Но оборотень споткнулся, едва не упал и тут же повернулся к спутнице:
— Лесана, ты забыла? — спросил он обманчиво ласково.
— А? — рассеянно отозвалась она.
— Я не пленник. Я — твой брат. Не надо меня гнать пинками под зад, иначе вся ваша затея провалится ещё в стенах Цитадели. Ласково, родная, ласково… Ты ж меня любишь. И слаб я покамест после лекарства‑то. Слаб, незряч, беззащитен. Да ещё и хромаю.
Обережница скрипнула от досады зубами, но мягко приобняла волколака за плечи и повела вперед.
— Вот приедем в Старград, я на тебя, родной, самого злобного кобеля спущу, — ласково прошептала девушка.
Оборотень ухмыльнулся:
— Так, то когда — а-а ещё будет. А пока терпи. Терпи. Люби. Заботься.
Они шли к саням, а Лесана думала о том, что уже совсем разучилась носить женские рубахи. Подол путался в ногах, мешался, было неудобно, да ещё платок этот… как душил, проклятый! И казалось, будто выглядит она нелепой и странной в одёже, от которой давно отвыкла.
— Садитесь, — Тамир подал руку спутнице. — Это вот, Смир, поедем с ним в обозе до Старграда.
Лесана поздоровалась, Лют повернулся на звук голоса старшего по обозу и кивнул:
— Спасибо, мил человек, — потом нащупал облучок саней, провел ладонью вдоль бортика и так, осторожно ступая, дошел до того места, где была деревянная приступка.
Тамир взял оборотня за запястье и втянул в сани.
— Что это с ним? — кивнул Смир на Люта. — Слепой?
— Был слепой, — ответила Лесана, стараясь придать своему голосу радости и гордости. — Теперь уж нет. Лекарь его смотрел, с глазами что‑то делал…
Она говорила, пытаясь подбирать слова правильно, чтобы речь её оставалась учтивой, похожей на речь простой мужней женщины, пустившейся в дальний путь ради мужа и брата:
— Сказал, через четыре седмицы повязку снимем, прозреет брат мой…
Обозник закивал:
— Тут и не такое могут… Поди, взяли немало?
Лесана осторожно ткнула локтем Тамира, который вовсе забыл, что разговор должен на правах мужа вести сам. Колдун очнулся и проговорил:
— Да уж. Всё, что скоплено было, отдали. Только на обратный путь и осталось.
Смир поцокал языком, покивал, покосился на Лесану, сперва недоумевая, отчего молодая баба отправилась в дальний путь вместе с мужиками, а потом подумал, что, небось, показывали целителям не одного лишь брата.
«…Волки осмелели, — говорил надысь Клесх, — по всему лесу рыщут. И ловить Охотников им понравилось. Два обережника — добыча сладкая. Накинутся стаей, не отобьетесь. Потому странствовать будете только с обозами, неприметные, как и прочий люд. Ни к чему Серому знать, куда и зачем выдвинулись посланники Цитадели, кого с собой везут. Этак у него мысли в голове бродить начнут. А нам то без надобности. Так что, затеряетесь среди обозников, вас и не заметят. Да, глядите, поодиночке не шастайте. Опасно. А Люта не забывайте отваром умывать. Бьерга с Ихтором над ним едва не седмицу колдовали. Это, чтобы запах звериный перешибить. Лошади при обозе беспокоиться не будут, да и волки не учуют, ну ежели только впритык не подойдут».
Лесана устраивалась в санях, среди узлов. Лют уже разлегся на соломе, положив по голову узел со сменой одежды, и блаженствовал. Ему‑то хоть бы хны. Особо и прикидываться не надо. Не то, что двоим обережникам, которые пытались выдать себя за тех, кем не являлись.
Клесх сказал, мол, везти Люта надо так, чтобы люди при обозе знать не знали, что с ними едет оборотень. Да и про обережников тоже не догадывались. Едут себе муж с женой, везут хворого слепого родича. Лесана тогда удивилась ещё, мол, зачем им выдавать себя за родню? Клесх покачал головой, досадуя её недогадливости, и спросил:
— Разве немужние девки в одиночку с оравой мужиков странствуют? И потом, вам нужно рядом быть. Спать рядом, есть рядом. Косых взглядов не притягивать. Иной раз всем вместе отлучаться. А на сестру и братьев вы, как ни крути, не похожи. Да и потом… девка свободная при обозе — соблазн для молодых ребят. Понравишься кому‑нибудь, будут попятам ходить.
Все верно… Лесана кивала, чувствуя себя пристыженной. Но при одной мысли, что в близкие родичи ей достались Тамир да Лют, становилось тошно. Видать, посмеяться решили Хранители. Потешиться. Но делать нечего, Глава прав. Ехать надо, как обычным странникам, не раскрываясь. Потому как не только для того в путь пустились, чтобы псов на Люта натаскивать. Собаки‑то как раз дело десятое… Тут другое важно. Словом, надо терпеть. Вот только на душе после последних вестей было гадостно.
Девушка, сама того не замечая, подсчитывала удары, которые отвесила ей за последние седмицы жизнь: сгибли Эльха и Дарина, едва не пропала Клёна, Фебра больше нет… А дурочка Донатосова переродилась в волчицу, да такую злющую, такую свирепую, что обережница едва смогла её усмирить и свести в казематы. А там зверина, поди, и посейчас билась и кидалась на стены…
От всего этого казалось теперь Лесане, будто нет и не будет в жизни просвета, будто впереди ждут только новые скорби и горе…
— Не кручинься, — Лют погладил «сестру» по спине. — Оглянуться не успеешь, как уж старгардский тын замаячит.
Со стороны, казалось — любящий брат утешил сродницу, тоскующую по дому. А на деле… вот бывают же язвы! Лесана горько усмехнулась.
* * *
В покоях главы Ихтор и Огняна застали Донатоса. Он сидел на лавке в том самом углу, где по обыкновению устраивался уже много лет. Как видно, разговор у колдуна с Клесхом был не самый радостный, потому что смотритель Крепости хмурился, а наузник выглядел растерянным.
