Стив мрачно оглядел крыши соседних домов, мысленно пожелал ночному стрелку свернуть себе шею и полез к чердачному окну. На чердаке его встретил до отвращения бодрый громила, который немедленно сообщил Стиву, что это дом господина Смиттса и что сюда ходить нельзя. Пораженный новизной информации, Стив взревел и разрубил в щепки старое кресло, случайно попавшееся под руку, после чего громила как-то сразу скис. Дварф сплюнул, показал охраннику неприличную фигуру из пальцев и потопал вниз по лестнице, на ходу шуганув толстяка в ночном колпаке. На улице его встретил тихим пофыркиванием Смерч, совсем было заскучавший в одиночестве. До «Бродячей собаки» было десять минут ходу.
Котенок был тощий и шелудивый. Он жался к стене сарая и обессилено пищал, даже не пытаясь уворачиваться. Мальчишки забили бы его камнями до смерти, если бы не эта дрянь, Иефа-полукровка. Она выскочила, как чертик из табакерки, из-за стены сарая, схватила котенка и бросилась бежать со всех ног. Обозленные мальчишки погнались за ней, ругаясь и швыряя камни. В конце концов, какая разница? Швырять в полукровку было даже интересней. Иефа бежала что было мочи, прижав перепуганного котенка к груди, слышала, как бешено колотится его сердце, боялась оглянуться. В нее летели палки и комья глины, камень больно ударил между лопаток, Иефа споткнулась и с размаху полетела навстречу земле, так и не выпустив из рук котенка, и только успела услышать, как он задушено пискнул последний раз…
Иефа села на кровати, мучительно всхлипнула и отерла лицо. Пыльной ветошью наваливалась духота, простыни были мокрыми от пота. Иефа встала, подошла к окну, широко распахнула ставни, жадно вдохнула ночной воздух. За стеной, в номере Зулина, раздавались какие-то странные звуки, что-то вроде монотонного гудения, а еще — потрескивание и хлопки, но хуже всего было именно это гудение, низкое, раздражающее, непрерывное. Иефа прошлась по комнате, посидела на кровати, огляделась. Ужасно хотелось спать, но мешали звуки. Девушка накинула на плечи шаль поверх ночной рубашки и вышла в коридор. Из-под двери соседнего номера пробивался неровный желтый свет, явственней слышалось гудение. Иефа немного постояла в нерешительности, потом взялась за ручку двери, но передумала. Стало боязно, а еще невыносимо горели ладони. По спине пробежали мурашки, как перед грозой. Иефа вернулась к себе в комнату, закуталась в одеяло и попыталась заснуть.
— Где ты была, черт тебя подери?! Посмотри на себя, эльфийский недоносок, последнее платье изорвала! В какой канаве ты валялась?!
— Я хоронила котенка, папа.
— Что? Я не слышу — что ты там бормочешь?!
— Я хоронила котенка, папа.
— Хоронила КОГО?
— Котенка.
Налитые кровью глаза и запах застоялого перегара. Я хоронила котенка, папа, я себя хоронила, уже в который раз. Я поднялась на ноги, хлюпая соплями и юшкой из носу, а у него оказалась свернута шея. Мальчишки окружили меня и стали кричать, пританцовывая и кривляясь: «Тощая Иефа раздавила котенка! Иефа-живодерня! Гроза кошек! Ублюдок! Полукровка! Иефа убила котенка! Тощая Иефа раздавила котенка! Остроухая! Полукровка!» Они скакали и кривлялись, и кричали, и швыряли в меня всякой дрянью, а я держала его в ладонях и не верила. Я хоронила котенка, папа. Когда я засыпала его землей, мне все время казалось, что он сейчас очнется, запищит и выкарабкается из ямы. Но он не вылез. Это очень страшно, потому что теперь я все время слышу его. Он сидит там, под землей, и мяучит так жалобно, мяучит, мяучит, МЯУЧИТ…
Иефа вскрикнула и проснулась. Встала, закрыла ставни. Где-то мяукала кошка, где-то очень близко, не понять, где. Иефа закуталась в одеяло и села на кровати, пытаясь унять дрожь. Из соседней комнаты доносился размеренный стук, гудение стало громче, настырней. Иефа ощутила безумное желание заорать на весь трактир и разбить что-нибудь вдребезги. Стиснув зубы, она легла, свернулась калачиком и сама не заметила, как уснула.
* * *
Утро выдалось на редкость пакостное. Иефа с отвращением посмотрела на себя в зеркало и выругалась. Немилосердно раскалывалась голова, во рту пересохло, как с похмелья. Девушка кликнула служанку, потребовала воды, чтобы умыться, и принялась приводить себя в порядок. Через полчаса, заметно посвежевшая, но все еще мрачная, она постучала в дверь соседнего номера. После непродолжительного молчания послышалась тихая возня, дверь открылась, и перед Иефой предстал Зулин, не менее сонный и растрепанный, чем была она сама полчаса назад. Иефа неприязненно посмотрела на планара и хмыкнула: фиолетовый балахон мага был изорван на тонкие ленточки, левую щеку пересекали три глубокие царапины, из комнаты нестерпимо воняло паленой шерстью и кошачьей мочой. В руках Зулин держал маленького облезлого сопливого черного котенка.
— Доброе утро, Иефочка! — невнятно, но довольно радостно пробормотал планар. — А который же это час? Поздно уже?
— Начало восьмого. Скажи, пожалуйста, Зулин, чем ты занимался всю ночь? Я отвратительно себя чувствую, у меня голова раскалывается. Могу я узнать, чего ради?
— Ну… — Зулин заметно смутился и покосился на котенка. — Видишь ли, Иефа, у любого порядочного мага есть фамильяр. Я вот решил тоже обзавестись. Потом-то не до того будет…
— Есть КТО?
— Фамильяр. Ну, как тебе объяснить… — Зулин снова посмотрел на котенка. — Ну, вроде магического помощника. Обычно это животное. Я решил, что мне подойдет классический вариант…
— Значит, фамильяр.
— Ну да, а как же без этого. Что ж это я за маг такой — без фамильяра-то? Ты прости, ритуал получился громковат, но тут уж я ничего не мог сделать…
— Ну, и где он, твой фамильяр? — Иефа заглянула Зулину за плечо, сморщилась и чихнула. — Я вижу только чудовищный и чрезвычайно вонючий бардак.
— Так вот же! — Зулин с гордым видом предъявил котенка. — Знакомься: его зовут Зверь. Зверь, это Иефа, она бард. Он сказал, что для семи часов утра ты выглядишь очень даже неплохо.
— Сказал? — Иефа подозрительно уставилась на котенка. — Вот он? И каким же образом?
— У нас связь. Телепатическая… — Зулин смачно зевнул, чуть не вывихнув челюсть.
— Мда… Ну, что ж… Фамильяром больше, фамильяром меньше… Тощий он у тебя какой-то… И насморк у него…
Котенок пристально посмотрел на Иефу. «Сама дура», — читалось в его взгляде. Зулин смутился, прижал котенка к груди.
— Ну, ладно. В девять за завтраком встретимся, хорошо? Мне еще нужно прибраться, сама понимаешь, ритуалы — дело пыльное… — он поспешно скрылся в комнате и захлопнул за собой дверь. Иефа подняла бровь, постояла пару минут с выражением крайнего сомнения на лице, хмыкнула и ушла в свою комнату. Трактир потихоньку просыпался.
