Вскоре, спустя месяц после моего прибытия в Малую Британию, свободные деньки для меня закончились. Амброзиус нашел мне учителя.
Белазиус в корне отличался от Галапаса и доброго пьяницы Деметрия, бывшего моим официальным наставником в Маридунуме. Это был человек в расцвете сил, служивший у Графа «по деловой части» и занимавшийся разными расчетами и подсчетами. Он получил математическое и астрономическое образование. По происхождению был наполовину галло-римлянин, наполовину сицилиец, рослый, с оливковым лицом, черными глазами, прикрытыми длинными ресницами, меланхоличным выражением лица и злым ртом. Острый на язык и ядовитый по характеру. Вскоре я понял, что единственный способ избежать его саркастических замечаний и тяжелой руки — это быстро и хорошо выполнять данную им работу.
У меня же все легко получалось, так как мне нравилось трудиться, и поэтому вскоре между нами установилось взаимопонимание и мы хорошо поладили.
Однажды днем в конце марта мы работали в моей комнате во дворце Амброзиуса. Сам Белазиус жил в городе, но где — никогда не говорил. Я решил, что он сожительствовал с какой-нибудь легкой дамочкой и не мог допустить, чтобы ее увидали. Большую часть рабочего времени он проводил в штабе. В Казначействе всегда было много народу — писарей и счетчиков, поэтому ежедневно занятия мы проводили в моей комнате. Она была невелика, но, на мой взгляд, очень удобна. Пол устилала сделанная здесь же красная плитка, стояла резная мебель, комнату украшали бронзовое зеркало, камин и светильник, привезенный из Рима.
Белазиус был доволен мною. Сегодня мы занимались математикой. В этот день я не мог позволить себе чего-нибудь забыть. Я решил поставленные передо мной задачи, будто область знаний представляла собой открытый луг с протоптанной и доступной всем тропинкой.
Он стер ладонью мой чертеж, отложил в сторону табличку для письма и встал.
— Ты хорошо поработал. Мне сегодня надо пораньше уйти.
Белазиус потянулся и позвонил в колокольчик. Дверь тут же открылась, видимо, слуга ждал. Вошел мальчик с накидкой хозяина, расправил ее на ходу. Он даже не взглянул на меня, его взгляд был прикован к Белазиусу: видно, он его боялся. Мы были почти ровесники. Коротко подстриженные каштановые волосы, крупные серые глаза.
Белазиус не стал с ним разговаривать, даже не взглянул. Развернувшись вполоборота, он подставил плечи под накидку. Мальчик приподнялся на носки, набросил накидку и застегнул ее. Белазиус обратился ко мне:
— Доложу Графу о твоих успехах. Он будет доволен.
Осмелев, я развернулся на стуле.
— Белазиус…
Он остановился на полпути к двери.
— Да?..
— Ты наверняка знаешь… Пожалуйста, скажи мне, что он готовит для меня?
— Занятия математикой, астрономией и языками.
Он ответил без запинки, но в его глазах я заметил удивление.
— Кем он хочет, чтобы я стал? — настаивал я.
— А кем ты хочешь стать?
Я не ответил. Он кивнул, будто знал мой ответ.
— Если бы он хотел чтобы ты носил за ним меч, то ты был бы сейчас в поле на учениях.
— Но жизнь, которую я веду… ты учишь меня, у меня есть слуга Кадал… Не понимаю. Я должен как-то служить ему, а не только учиться и как принц жить. Я хорошо понимаю, что остался жив только благодаря его милости.
Он смерил меня взглядом из-под длинных ресниц и улыбнулся.
— Такие вещи нельзя забывать. Я помню, как ты сказал ему, что имеет значение не твое происхождение, а личность. Поверь мне, он найдет тебе применение, как и всему остальному, с чем имеет дело. Так что перестань любопытствовать. А теперь мне пора идти.
Мальчик открыл перед ним дверь. За ней стоял Кадал, намереваясь постучать.
— Извините, сэр, я пришел узнать, когда закончится учеба. Я приготовил лошадей, хозяин Мерлин.
— Мы уже завершили, — сказал Белазиус, задержавшись в дверях. Он поглядел на меня. — Куда вы собираетесь ехать?
— На север, наверное. По дороге через лес. Путь по насыпи уже сухой, так что прогулка обещает быть хорошей.
Белазиус поколебался и обратился скорее к Кадалу, нежели ко мне:
— Держитесь дороги и возвращайтесь до наступления темноты.
Он кивнул и вышел в сопровождении мальчика, следующего за ним по пятам.
— До темноты? — повторил Кадал. — Сегодня целый день темно, да еще дождь идет. Слушай, Мерлин (когда мы оставались наедине, то обходились без официальной вежливости), а почему бы нам не пойти посмотреть на работу инженеров. Сегодня Треморинус должен достроить свой таран. Что если остаться в городе?
Я покачал головой.
— Извини, Кадал, я должен ехать, будь там дождь или что угодно. Меня что-то тяготит, я хочу выбраться отсюда.
— Тогда проедем милю-две до гавани. Вот твоя накидка. В лесу она вся вымажется, подумай сам.
— В лес, — упрямо повторил я. — И не спорь со мной, Кадал. Погляди, слуга Белазиуса даже не осмеливается сказать слово, не то что спорить. Мне следовало бы обращаться с тобой так же. Чего ты улыбаешься?
— Ничего. Все в порядке. Я знаю, когда уступить. Лес так лес. Пусть мы заблудимся и сгинем там, но мне не придется предстать перед Графом.
— Не думаю, чтобы его это очень озадачило.
— И не надо, — сказал Кадал, открывая передо мной дверь. — Думаю, он даже не заметит.
Снаружи оказалось не так темно, как виделось из окна. Было относительно тепло. Стоял один из тех мрачных и облачных дней, когда по земле стелется туман, изредка идет небольшой дождичек.
В миле на север ровная долина, пропитанная морской солью, начинает уступать место лесам. Сначала тянутся одиночные деревья. Их нижние ветви окутаны белой дымкой и лежат на земле темными пятнами. То там, то здесь их покой нарушали олени, изредка пробегавшие по подлеску.
Дорогу на север построили и мостили очень давно. Строители вырубали и корчевали деревья по обеим сторонам на расстоянии ста шагов. Но со временем все запустело, и просека основательно заросла утесником, вереском и молодняком. Казалось, над дорогой кругом нависают деревья, и от этого было темно.
Около города мы встретили двух крестьян. Они везли на ослах домой дрова. Раз нас стрелой обогнал один из гонцов Амброзиуса. Мне привиделось, будто он на скаку отсалютовал мне.
В лесу нам никто не попался. Наступило затишье. Певчие птицы отпели звонкие мартовские песни, а совы еще не приступили к охоте.
Когда мы вступили в старый лес, дождь прекратился и туман начал спадать. Мы подъехали к перепутью, — под прямым углом наш путь пересекала грунтовая, немощеная дорога. По ней когда-то таскали волоком лес и ходили повозки с обожженным углем. Ее глубоко избороздили. Но тем не менее она была просторной и прямой. Если держаться края, то можно пускать лошадь даже галопом.
