Эрик откашлялся.
— Последним же аргументом в пользу выбора именно этой темы стало…
На самом деле причина была ровно одна — его завораживало то, насколько тонко завязаны в любом живом существе силы созидания и распада и как одно не может существовать без другого. В созидание особо не лез — пробовали уже умы не чета ему, и все попытки отменить разрушение порождали не вечную молодость и бессмертие, как хотелось бы, а уродливых безумных монстров. Порождали, пока повторять подобные эксперименты на людях не запретили под страхом смерти. Разрушение казалось проще. Может, и прав был Стейн, когда зазывал к себе. Если к способности Эрика находить уязвимые места в чужих плетениях — пусть даже созданных самим Творцом! — прибавить навык быстро выстраивать собственные и умение обращаться с мечом, благородные бы за такого бойца передрались. Только самому ему все это даром не нужно было. В библиотеке и лаборатории куда интереснее.
Эрик развернулся к заранее развешанным листам с теоретическими выкладками. Тут можно было даже не учить. В конце концов, он сам это собрал.
— И таким образом, приходим к выводу…
— Стоп. — Чистильщик пружинисто поднялся, словно взлетев со скамьи, в несколько шагов оказался рядом с доской. — Вот здесь и здесь плетения не сочетаются.
— Прошу прощения, — сказал профессор Лейв, — но время для вопросов будет чуть позже. Не сомневаюсь, что наш уважаемый диссертант сможет разрешить ваше недоумение.
— Я, конечно, могу поспать еще, — Альмонд бросил быстрый взгляд на песочные часы, отмеряющие время доклада, — минут пять, пока ваш уважаемый диссертант заканчивает свою, несомненно, отлично вызубренную речь…
«Уважаемый» в его устах прозвучало как издевательство. Эрик вспыхнул. Уж что-то, а такого рода доклады он не заучивал никогда. Начнешь зубрить — обязательно от волнения что-нибудь позабудешь. Да и зачем, когда все понятно.
— …но не вижу причины терять время как свое, так и уважаемой, — он едва заметно поклонился, — комиссии. И, право, я удивлен, что профессор Лейв и, особенно, профессор Стейн как оппонент, не обратили внимания на эту неувязку. Неужели за последние десять лет требования настолько снизились?
Задницей он слушал, что ли? Нет там никакой неувязки. Да, комбинация неочевидна, но вполне реализуема, при определенных условиях. Эрик попытался поймать взгляд наставника но тот старательно отводил глаза.
— Если вы так ставите вопрос… думаю, уважаемый диссертант сможет развеять ваши возражения не дожидаясь времени, выделенного на прения.
Эрик мысленно выругался. Да что этот гад к нему прицепился, в конце концов? Так задело, что ему посмели перечить? Но если так, он бы тогда не ушел. Не позволил бы Маре тут же запустить сердце. И сотворил бы с ней все, что хотел — просто для того, чтобы лишний раз показать, что всегда получает желаемое. Или ему интересно не убить, а в очередной раз унизить? Чтобы навсегда запомнил и всем знакомым заказал вставать на пути чистильщика?
А самое обидное — ни наставник, ни остальные даже не попытались его защитить. Наставник ведь мог быть и другим, настойчивым и по-настоящему грозным. Да что, в конце концов, один чистильщик может сделать четырем профессорам, один из которых до сих пор время от времени ездит в столицу на турниры «поразмяться»?
Он тряхнул головой, откидывая с глаз упавшие пряди.
— Сочетаются. Если не взаимодействуют напрямую.
Он сдернул лист с доски, начал выводить формулы.
— Именно, А теперь собираем это вместе — Альмод отобрал у него кусок мела и продолжил. — И вот тут и тут получаем противоречие. Шарахнет так, что костей не соберешь.
— Нет. Вы не дали мне закончить. Вот тут и тут выплетаем «прокладку», и напрямую эти два плетения не взаимодействуют. Собственно, об этом я говорил с самого начала. Это возможно, я… мы с наставником проверили.
— Покажи.
Эрик прикусил губу. У него самого это плетение получалось через два раза на третий, слишком за многими нитями приходилось следить. По правилам, во всех отделениях, кроме боевых плетений, для защиты было достаточно теоретических выкладок. Что-то просто нельзя делать в аудитории, полной народа, где-то школяр может не удержать нити от волнения, сорвавшееся плетение ударит по нему самому. Обычно это не грозило ничем опасней боли и носового кровотечения, но боль боли рознь, иной раз и без чувств валились.
И все же отказываться сейчас, под насмешливым прищуром чистильщика и любопытными — дюжины сверстников — было нельзя. Эрик глубоко вздохнул, пытаясь унять колотящееся сердце, прикрыл глаза и начал плести. Это урок, сказал он себе. Просто урок. Следить за нитями. И куда бы опустить безопасно. Он отогнал соблазн накрыть чистильщика — и пусть рвет, если такой умный. Подопытные крысы превращались в иссохшие трупики за несколько мгновений. Проверять, что станет с человеком, не хотелось — и вовсе потому, что за нападение на чистильщика его мгновенно выдадут ордену, а тот с такими не церемонился.
— Распускай — сказал Лейв.
Повисла тишина.
— Что ж… Уел, — произнес, наконец, чистильщик. — Вопрос снимается.
Он отошел в сторону, прислонился к стене, скрестив руки на груди.
— Заканчивай доклад, — сказал наставник.
Легко сказать «заканчивай». Эрик с трудом вспомнил, что там должно было быть дальше. Сердце колотилось в горле, а руки, кажется, тряслись так, что видно было всем в аудитории. Он второй раз не позволил вытереть о себя ноги — и лишь Творцу ведомо, чем теперь все это кончится. Заставил себя собраться. В конце концов, что сделано, то сделано. Не отправляться же на пересдачу, признав несуществующую ошибку?
— Признаю, что практическое применение довольно ограничено, и нужна более тщательная проработка. Тем не менее, считаю, что в определенных аспектах исцеления…
Дикое мясо, которое бесполезно прижигать и иссекать, хитрые опухоли, оказавшиеся слишком близко к жизненно важным органам, застарелые шрамы. Впрочем, далеко не каждый целитель сможет работать с такой точностью. Сам Эрик бы точно не смог. Как и все в университете, он знал основы исцеления, и не только основы. Наставник любил исцеляющие плетения и с радостью ими делился, а сам Эрик считал, что такие вещи всегда пригодятся. Но, если совсем начистоту, практическое применение нового плетения его не интересовало совершенно, он искал его только потому, что этого требовали условия защиты.
— Хорошо, — сказал наставник, когда он закончил. — Есть ли вопросы у комиссии?
Наставник предупреждал, что вопросы появятся обязательно, даже если на самом деле все будет изложено предельно ясно. Просто для того, чтобы соблюсти приличия: что это за защита без дополнительных вопросов? Но сейчас профессора, переглянувшись, покачали головой. Правильно, после выступления этого…
Альмод отлепился от стены.
— Боевое применение ты не рассматривал?
Эрик покачал головой. Теоретически, наверное, можно — сделать не узкий луч, а что-то подобное широкому пятну света и накрыть человека. Но максимальный диаметр… он невольно начал пересчитывать, забывшись.
— Я жду ответа, — напомнил чистильщик.
— Не знаю. — отмер Эрик. — Я никогда не был…
— Будешь, — пообещал чистильщик. Повернулся к комиссии. — Я так понимаю, для нашего уважаемого диссертанта защита закончена?
— Мы должны обсудить оценку… — сказал профессор Стейн.
— Можете не тратить времени. Я его забираю.
Громко, на всю аудиторию охнула Мара. Эрик застыл, не в силах поверить, что все это происходит на самом деле. Почему он?
— У тебя четверть часа на сборы.
Неправда, это не может быть правдой! А как же его жизнь, его планы? А как же место на кафедре, исследования? А… Мара?
— Профессор Лейв… — выдохнул он.
Наставник поднялся.
— С вашего позволения, господа. Я на минуту. Альмод, Эрик?
Эрик на ватных ногах двинулся за ними. Едва за спиной закрылась дверь, профессор закрыл всех троих от подслушивания.
— Ты изменился, Альмод.
