— Тебя не касается, — прошипела Яаррин, перед глазами которой ночь от ненависти начала выцветать. Да, порой — в последние пару недель — ненависть эта почти стихала, но сейчас будто прорвало запруду, случайно задержавшую ручей. Но он ничего не ощутил, кажется… для него этот яд в самом деле был только водой.
— Я не понимаю, — вполголоса продолжил Энори, глядя, как в трех шагах от них, в блеске луны проходят дозорные. — Это след тори-ай, да, и он был здесь недавно, и видна ваша связь… но каким ветром сюда его занесло? Искал тебя — наверняка ведь ощутил, что ты снова… жива? Но он не знает места, ты же была на севере. Слишком велико совпадение…
Дозорные остановились, поблескивая бляхами на кожаных доспехах, и Энори примолк, хотя его не могли услышать. Женщина напряглась, готовая закричать.
— Что тебе это даст? — одними губами спросил он. — Мы оба исчезнем отсюда раньше… а женский крик никак не свяжут со мной. Дозорные двинулись дальше, и Энори продолжил, поднимаясь:
— Так или иначе, мне он не нужен, а ты пока что нужна. Поэтому… — оборвав фразу, он замер — так же, как звук, оборвав и движение. — Или он искал не тебя.
— Говорю тебе, нет никого! — горячился охранник. — Покои пусты!
— Да хватит уже! — рассердился второй. Он зажигал погасшие лампы в конце коридора, у лестницы, когда напарник примчался, стуча сапогами. — Куда оттуда мог деться! В коридоре мимо нас мышь не пробегала, не через окно же, нижней страже на головы!
Нехорошо было обоим, неуютно и зябко. Непонятно, что хуже — грядущий гнев командира или тайная сила человека, которого охраняли. В другом случае бежали бы уже, проверять повторно, и товарищей оповестили, а тут шли медленно, стараясь не скрипнуть половицей. Даром что недавно грохоту от первого было…
— Закрыта дверь, — растерянно сказал первый стражник. — Я оставлял распахнутой…
Второй тихо кашлянул, подумал и стукнул по створке.
— Ну что вам еще? — послышался мягкий и очень недовольный голос.
— Болван, — прошипел второй охранник. — Мерещится невесть что…
Створка отошла в сторону, Энори стоял в почти темной комнате и смотрел на них; первый стражник подумал, что далековато он стоит от двери, чтоб дотянуться; может, в комнате есть кто-то еще? — но разрешения на осмотр не было у него. Да и не рискнул бы сейчас заходить, что-то нехорошее чудилось в полумраке, окутавшем фигуру в бледно-сером, и свет лампы казался зеленоватым.
— Что ж, хорошо, ты птица, успел вернуться, — сказала Яаррин, еле сдерживая не то брань, не то слезы.
— Я тебя больше не выпущу.
— И до каких пор будешь держать при себе? Удобно, не надо убивать самому? Дряни лицемерней тебя я еще не встречала!
— Если будешь делать, что говорю, обещаю просто уничтожить гребень.
— Почему я должна тебе верить?
— Ты не должна, — он сжал виски пальцами, и жест был совсем человеческим, ему ненужным. Со времени, как увидел Опору — или что там увидел — он изменился, подумала Яаррин. У его страха нет запаха, но достаточно было глаз и ушей, и чутья тори-ай не надо. Раньше она просто ненавидела, власти его боялась, но теперь пугать начинало другое — она переставала его понимать.
Голоса в коридоре, четкие приветствия стражников послужили сигналом для Яаррин исчезнуть, но она предпочла укрыться за расшитой пчелами занавеской. В гребне, погруженная в полусон, тори-ай ловила лишь обрывки событий и разговоров, а сейчас хотела знать все. Энори мельком скользнул взглядом по шелковым складкам, надежно укрывшим длинное платье, и, словно решив сделать ей послабление, опустился на кушетку в другом углу, к лампе поближе; теперь в темный угол вряд ли стали бы смотреть.
Командир Асума вошел хмурый, как небо в осенних лужах.
— Не спите еще?
— В этой крепости всем не до сна… что-то случилось?
— До вас доходили слухи из Осорэи? Особенно в последние дни.
— Нет.
— А из Срединной?
— Нет.
— Это правда? — прищурился Асума, подался вперед.
— Правда, — ответил Энори. — Я не знаю никаких слухов оттуда. Что там случилось?
Яаррин заметила, что кисть его, свободно опущенная вниз еще миг назад, теперь напряжена — единственный, но очень верный признак волнения. Но пришедшие люди, хоть и принесли с собой лампы, ничего не видели.
— Вам ничего не известно?
— Не говорите уже загадками, — он так и не поднялся, и сесть Асуму не приглашал. Тот колебался, казалось, спросить что-то или не стоит.
— Поговорим завтра, — наконец решил командир. Качнулась к выходу длинная тень, за ней еще несколько. Еще невнятные голоса раздались. Что-то негромко стукнуло в коридоре.
— Они заперли дверь, — отметила Яаррин, выступая из темноты. — Может, охрана пожаловалась? Слишком уж быстро явились. А ты и в самом деле ничего не знаешь? Я-то была на севере неотлучно.
— Я не знаю, но понял. Счет на недели был, не на месяцы даже. Плохо… и Асума мне не верит, а у меня нет времени… придется снова выйти, послушать, что они говорят.
— Неужто Дому Таэна все же пришел конец? Ты не похож на радостного. А твой мальчик еще жив, интересно? Ты ведь продолжишь сидеть под замком, он ведь — капля в море и сын твоего врага, тебе же нужна любовь многих, не так ли? Вдруг они заподозрят, что ты…
Не договорила — Энори с силой отбросил ее, так, что женщина перелетела через полкомнаты и затылком ударилась о стену. Будь она человеком, пришла бы в чувство не сразу, но и сейчас ей понадобилось несколько мгновений, чтобы восстановить дыхание. Увидела потом — он стоит, отвернувшись к окну, пальцы сжимают ту самую занавеску с золотыми пчелами, и лицо почти спрятал в ней.
— Люди… дали тебе не лучшее, — проговорила Яаррин, непроизвольно ощупывая затылок.
Складки занавески сдвинулись, углубились, разрослись.
— Я знаю.
Утром Асума, велевший привести к себе Энори — решил, о чем и как его спрашивать — дождался только перепуганных посланцев. Они принесли листок бумаги, с поклонами подавая его, словно пытались за ним спрятаться.
Асума поморщился, разбирая непричесанный почерк, мельком подумал, что странно все это — ни бумаги, ни туши с кистью, ничего этого он Энори не оставлял. Но кто бы еще писал? Листок нашли на столе в пустой комнате.
«Я узнал о перевороте; нет времени дожидаться утра. Вы видите, что из-под замка я мог уйти в любой миг, но хотел показать, что доверять мне можно. Но Суро забрал наследника Дома Таэна, я не могу здесь оставаться».
Глава 13
Деревянный гребень был плох, весь в зазубринах, но другого Лайэнэ не дали. Еще с года первого выступления ее волосы в порядок всегда приводили служанки, в монастыре она приноровилась сама, но не этой же граблей… Хотя тут и причесываться было страшно: движения сами собой становились плавными, а длинные, гладкие, хоть и потускневшие пряди без усилий ложились красиво. И стражники таращились на нее, позабыв о службе — будь Тайрену здоровым, кажется, мог бы из комнаты выскользнуть.
Теперь их обоих охраняли так, что монастырь казался открытым всем гостям и ветрам. Лайэнэ измучилась от постоянного недоброго надзора, от тесноты комнатки, но боялась, что ее и вовсе разлучат с мальчиком. Тому стало заметно хуже со времен Лощины, уже и сил ходить почти не было. Семечко, случайно проросшее на камне, обреченное на короткую жизнь: стоило избежать одной напасти, начать на что-то надеяться, тут же находилась вторая.
Ее травы не помогали; виной было неумение Лайэнэ или даже Микеро бы не удалось? Уже готова была сдаться, звать чужого врача, и это тоже было страшно, она хоть вреда не причиняет своими лекарствами.
Казалось, тут настолько душно, что нечем дышать, хотя и дни были нежаркими, и окно постоянно открыто. Но ветер будто запутывался в решетке и не проходил дальше.
Наедине они с Тайрену по-прежнему не оставались никогда, теперь каждый миг рядом были самое меньшее два человека. Сколько это могло продолжаться? Пока живы оба брата Таэна уж точно. Они оба сейчас далеко на севере, но это не защита для них. Вся армия Хинаи не защитит от ножа или яда.
